Ленинград послевоенное время в кратце. Послевоенная жизнь жителей ленинграда. Рецепт ʼʼСупа из ботвы брюквы с мукойʼʼ

Ленинград пережил страшную блокаду, голод, бомбежки. Люди ждали окончания войны, но в итоге наступивший мир принес новые испытания. Город стоял в руинах, повсюду нищета, разруха и разгул уличной преступности: появились банды и убийцы-одиночки. В послевоенные годы почти не охотились на драгоценности и деньги, воровали, в основном, одежду и продукты. Ленинград был переполнен сомнительными элементами и отчаявшимися от нищеты людьми.

Горожане больше не умирали от дистрофии, но большинство из них продолжали испытывать постоянное чувство голода. Например, рабочие в 1945-46-х годах получали в день 700 грамм хлеба, служащие – 500 грамм, а иждивенцы и дети – всего по 300 грамм. На «черном рынке» продуктов было предостаточно, но для обычной питерской семьи со скромным бюджетом они были недоступны.

Неурожай 1946 года еще более усугубил ситуацию. Неудивительно, что кривая преступности в Ленинграде быстро ползла вверх. Грабители-одиночки и организованные банды действовали во всех районах города. Одно за другим следовали ограбления продовольственных баз, магазинов, квартир, случались вооруженные нападения на улицах, во дворах, подъездах. В руках у бандитов после войны было огромное количество огнестрельного оружия, его нетрудно было найти и добыть на местах недавних боев. Лишь за один четвертый квартал 1946 года в городе было совершено более 85 разбойных нападений и вооруженных ограблений, 20 убийств, 315 случаев хулиганств, почти 4 тысячи краж всех видов. Эти цифры рассматривались тогда, как очень высокие.

Надо учесть, что среди бандитов было много участников войны. На фронте они научились стредлять и убивать, и поэтому не раздумывая решали проблемы с помощью оружия. Например, в одном из Ленинградских кинотеатров, когда зрители сделали замечание курившей и громко разговаривающей компании, раздались выстрелы. Погиб милиционер, было ранено несколько посетителей.

Преступники из уголовной среды даже следовали своеобразной моде - носили металлические фиксы на зубах и низко надвинутые на лоб кепки. Когда ленинградцы видели, что к ним приближается шайка таких молодых людей, они в первую очередь крепко сжимали продуктовые карточки. Бандиты выхватывали прямо на лету заветные клочки бумаги, подчас оставляя всю семью жить впроголодь целый месяц.

Сотрудники правоохранительных органов пытались сбить волну преступности. Раскрываемость составляла примерно 75%.

Однако, в бедном, полуразрушенном городе орудовали не только уголовные банды. Преступную деятельность вели и некоторые чиновники, которые поняли как извлечь выгоду из своей власти. В город на Неве возвращались эвакуированные, остро вставали вопросы распределения жилья, возврата имущества и т.д. Нечестные дельцы пользовались и имеющимися сведениями – какие ценности плохо охраняются.

В 1947 году из кладовых Эрмитажа украли 24 уникальных изделия из золота и драгоценных камней. Похититель был найден и осужден, а ценности возвращены.В тот же год была разоблачена крупная банда, в которую входили преступники и чиновники из городской прокуратуры, суда, адвокатуры, горжилотдела, милиции. За взятки они освобождали из-под стражи, прекращали следственные дела, незаконно прописывали, освобождали от призыва. Другой случай: начальник автотранспортного управления Ленгорсовета отправлял в оккупированные районы Германии грузовики якобы за оборудованием. На самом же деле вывозил оттуда ценности, материалы, строил здесь дачи.

Знаменитая банда «Черная кошка», которая стала известна многим благодаря фильму «Место встречи изменить нельзя» на самом деле была огромным преступным сообществом. Основную деятельность она вела в Москве, но ее следы были обнаружены и в городе на Неве.

В 1945 году ленинградские милиционеры раскрыли громкое дело. Расследование серии квартирных краж в доме №8 на Пушкинской улице вывело на след подростковой шайки. С поличным взяли верхушку банды – учащихся ремесленного училища №4 Владимира Попова по кличке Чеснок, Сергея Иванова и Григория Шнейдермана. Во время обыска у главаря, 16-летнего Попова, обнаружился любопытнейший документ – клятву кодлы "Черная кошка", под которой было проставлено кровью восемь подписей. Но поскольку совершить преступления успели только трое участников, они и отправились на скамью подсудимых. В январе 1946 года на заседании народного суда 2-го участка Красногвардейского района Ленинграда был оглашен приговор: подростки получили от одного до трех лет колонии.

Была распространена и организованная преступность. Причем, часто банды составлялись не из уголовников, а простых граждан. Днем это были обычные работники ленинградских предприятий, а ночью...

Так, в городе действовала банда братьев Глаз. Это было настоящее организованное преступное сообщество. Банду возглавляли братья Исаак и Илья Глаз, она насчитывала 28 человек и имела на вооружении два автомата «Шмайсер», шесть пистолетов ТТ, восемнадцать гранат, а также легковую автомашину, на которой бандиты проводили разведку мест будущих преступлений и путей обхода, и грузовик... За короткое время, с осени 1945-го по март 1946 года, банда совершила 18 ограблений, применяя именно тактику ночных налетов. В зону действия этой преступной группировки входили Невский, Калининский, Московский и Кировский районы города. О размахе деятельности банды можно судить по тому факту, что система сбыта награбленного охватывала рынки Харькова и Ростова! Банда братьев Глаз имела целый арсенал.

Операцию по разгрому банды разработал в марте 1946 года оперативный работник угрозыска бывший фронтовик Владимир Болдырев. Сотрудники угро устроили засады в местах вероятного совершения очередных ограблений. В результате при нападении на магазин на Волковском проспекте преступников блокировали и задержали. Операция была проведена так, что ни единого выстрела не прозвучало. В 28 квартирах у родных и знакомых преступников было изъято 150 рулонов шерстяных тканей, 28 рулонов сукна, 46 рулонов шелковой ткани, 732 головных платка и 85 тысяч рублей! Отличительная черта деятельности этой банды состояла в том, что ее главарям удалось установить тесные отношения с некоторыми влиятельными работниками государственного аппарата Ленинграда и области. Для их подкупа бандиты выделили даже специальный фонд в размере 60 тысяч рублей.

Несмотря на серьезные усилия, на реформирование ленинградского Уголовного розыска, преступность отступала медленно. Иначе и быть не могло, ибо ее основные причины - послевоенная разруха, тяжелое экономическое положение населения - менялись медленно. В период с 1946 по 1950 годы Ленинградским городским судом было рассмотрено 37 дел по обвинению в бандитизме, по которым осуждено 147 человек.

Метки

Послевоенная жизнь жителей Ленинграда

Образ жизни ленинградцев. Победа была великим событием и в жизни страны, и в жизни каждой семьи, и каждого ленинградца. Она проявлялась и в большом, и в малом. Уходили в прошлое похоронки, военные сводки. Начали возвращаться близкие, воссоединялись семьи. За четыре долгих года люди отвыкли от выходных, отпусков, нормированного рабочего дня, забыли о свободном времени. Теперь это вновь становилось повседневностью.

И все же жизнь и особенно быт менялись крайне медленно. Не лилась кровь, не падали снаряды и бомбы. Люди так мечтали об этом, и, казалось, должны были наслаждаться миром. Мир пришел. Но все окружающее постоянно напоминало о кошмаре блокады - дровяные сараи во дворах, где штабелями складывали покойников, фотографии недавно умерших родственников и соседей, бутылки из-под олифы, на которой жарили лепешки из жмыха, завалявшиеся плитки столярного клея, из которого варили студень и т.д. и т.п. Еще редкостью в домах и дворах были собаки и кошки, которых почти не осталось в городе.209

Горожане больше не умирали от дистрофии, но абсолютное большинство постоянно, денно и нощно испытывало чувство голода. Выдаваемых по карточкам продуктов было явно недостаточно. На рабочую карточку получали в день 700 граммов хлеба, на карточку служащего - 500 граммов, на иждивенческую и детскую - по 300 граммов. На «черном» рынке хлеба было вдоволь, но он продавался по 25-30 руб. килограмм. Бюджет же средней и бедной семьи (при одном - двух работающих) колебался от 2000 до 500 и даже 300 рублей. Нередко денег нехватало даже на то, чтобы выкупить пайковый хлеб. Приходилось «выкручиваться» - получать, например, по карточкам конфеты и затем продавать их поштучно, чтобы на вырученные гроши приобрести хлебный паек. И все-таки на первых порах «праздник - светился повсюду и вопреки всему Ликовало братство победителей».211 Слово «победа» было кличем, паролем, отзывом.

По сути, реальным послаблением стала только отмена в 1946 г. наиболее обременительного военного налога. Уровень доходов населения помимо цен, налогов определялся и размером фактически обязательных государственных займов, которые выпускались ежегодно и составляли примерно 10% заработной платы. Чистый доход государства от размещения займов составлял к концу 1950 г. 28,3 млрд. руб. или почти 6,5% доходов госбюджета.

Неурожай 1946 г. еще более усугубил ситуацию. Осенью Совет Министров СССР принял постановление об изменении пайковых цен. В газетах и по радио об этом почти не сообщали. Все делалось по существу явочным порядком. Нормы выдач по карточкам уменьшались, контингент получающих их урезывался. Пайковые цены повышались в 2-3 раза, а цены в коммерческих магазинах были несколько снижены.

Эта мера ощутимо отразилась на уровне жизни средне- и низкооплачиваемых групп. Правда, снижение коммерческих цен отразилось на уровне цен колхозных рынков. Но бедным и это было не по карману. «Мой литерный паек стоит 200 рублей, - подсчитывал свои ресурсы хозяйственник среднего звена, - сейчас (после повышения цен, - A.B.) - 700 руб. в месяц, партвзносы, профвзносы... Итого 1090 руб., а заработная плата - 1000 руб.... и живи после этого».214

Естественно, что положение низкооплачиваемых категорий рабочих, служащих становилось просто катастрофическим. «Ну, что же, все скоро повесимся. Пусть начальники успевают нас с петли вынимать... от такой жизни и умирать не страшно», - так резюмировала свое состояние одна из работниц. Ее заработок составлял всего 200-250 руб.

Снизилась резко и посещаемость рабочих столовых, которые в годы войны и сразу после ее окончания как-то поддерживали многих. Обед в столовой стоил 7 руб. (без мяса 3 руб. 60 копеек), а в день многие получали порядка 10 руб.

«Уменьшение продовольственных норм сделано для того, чтобы окончательно озлобить рабочих против нашей власти, - рассуждал один из них. - Вот за что, оказывается, мы воевали и что завоевали».215 В этих условиях заметную роль для поддержания жизни работников продолжали играть подсобные хозяйства заводов и фабрик. Вся их продукция с осени 1945 г. направлялась на дополнительное питание. Ряд ненормированных продуктов (соевое молоко, колбаса, белковые дрожжи, студень и пр.), выпускаемых пищевыми предприятиями, тоже направлялся в трудовые коллективы.

Местные органы старались регулярно организовывать ярмарки с участием организаций Прибалтики, Узбекистана и некоторых других более благополучных регионов. На ярмарках широко и по более низким ценам продавались мясо, яйца, молоко.

Кроме того, в городе в первые послевоенные годы заметную роль в снабжении населения играла рыночная торговля. Обследование бюджетов рабочих в конце 1945 г. показало, что 20,7% картофеля, 42,1% ягод и плодов, 11,1% масла животного, 32% молока приобреталось на рынках.217 В городе функционировало в рассматриваемые годы от 17 до 20 продовольственных рынков. Торговали там, в основном единоличники и колхозники. В большинстве своем рыночные цены не превышали уровня цен государственных коммерческих магазинов.
По сравнению с 1944 г цены на рынках, как отмечалось в докладе статистических органов, снизились. В 1946 г. они, как и следовало ожидать, подскочили, а в 1947 г. стали понижаться.219 Естественно, что рынками пользовались, прежде всего, высокооплачиваемые категории рабочих и служащих. К такой категории, прежде всего, принадлежали работники ВПК. Большинство из них - по оценкам информационных сводок в партийные органы - «правильно» реагировало на решения Правительства. Так было и в связи с повышением цен осенью 1946 г. «Нечего хныкать, - заявляла одна из работниц этой категории, - товарищ Сталин знает, что делает...»220 И еще более спокойно реагировали номенклатурные работники. Ведь для них в городе была развернута сеть специальных магазинов.221

Но оттого, что «товарищ Сталин знал», легче жизнь не становилась. Конец 1946 г. и первая половина 1947-го прошли под знаком непрерывного ухудшения. Сокращались пособия многодетным, отменили льготы орденоносцам - участникам войны. Тревога у жителей Ленинграда нарастала. «Дома меня без страха и иронии спрашивали, - записывал в дневнике один из партийных активистов, - как дела с облегчением условий жизни». А сын за обедом в упор спросил: «Папа, а настанет такое время, когда мы за столом будем наедаться».

Спекуляция, «черный рынок» достигли апогея. Тревожные масштабы приобрели беспризорность и безнадзорность. В 1945 г. в городе насчитывалось 345 тыс. детей и подростков, в 1946 г. - 372 тыс. Заметное число их, проживавших до войны в Ленинграде и эвакуированных без семей, возвращалось в родной город самовольно, минуя административные препоны. У некоторых близкие и родные умерли. Квартиры оказались заняты. Жить было негде. Немногим лучше складывалось положение ребят, возвратившихся с родителями и проживавших, где придется. В результате только за 1945 г. было задержано 76787 детей, в том числе 68035 безнадзорных и 8752 беспризорных.

Не удивительно, что кривая преступности в городе лезла вверх. Преступники - одиночки, банды действовали во всех районах города. Ограбления промтоварных, продовольственных баз, магазинов, квартир, вооруженные нападения на улицах, во дворах, подъездах следовали одно за другим. Оружия на руках после войны оставалось много, и его нетрудно было добыть на местах боев. Некоторым бандам покровительствовали чиновники, работники милиции и других административных органов. Все очевиднее давала о себе знать коррупция. За четвертый квартал 1946 г. в городе было совершено более 85 разбойных нападений и вооруженных ограблений, 20 убийств, 316 случаев хулиганства, 3716 краж всех видов.224 Эти цифры, ничтожные по нынешним временам, рассматривались тогда, как весьма высокие, тревожные. Коллективы предприятий, к которым были вынуждены прислушиваться власти предержащие, громко требовали ужесточения мер борьбы с криминалом.

Правоохранительные органы пытались сбить преступную волну. Раскрываемость преступлений колебалась от 74,5% до 98% (убийств - 75%).225 Удалось распутать ряд сложных и чрезвычайных дел. В июле 1947 г., например, из кладовой Эрмитажа похитили 24 уникальных изделия из золота и драгоценных камней, раскопанных в керченских могильниках. Похититель был найден, осужден. Ценности возвращены.226 Разоблачили банду, в которую

Входили преступники и чиновники из городской прокуратуры, суда, адвокатуры, ВТЭК, горжилотдела, военных учреждений, милиции. За взятки освобождали из-под стражи, прекращали следственные дела, выдавали паспорта, прописывали, освобождали от призыва, предоставляли жилую площадь и пр. Начальник автотранспортного управления Ленгорсовета посылал в оккупированные районы Германии машины якобы за оборудованием, а на самом деле вывозил хрусталь, мебель, использовал материалы, труд военнопленных для строительства дач. С виновниками не церемонились. За 1946 г. из милиции города было уволено 1775 человек, за 9 месяцев 1947 г. - 3823, в том числе 948 - с оперативных и начальствующих должностей.

Несмотря на серьезные усилия, преступность отступала медленно. Иначе и быть не могло, ибо ее основные причины - послевоенная разруха, тяжелое экономическое положение населения - менялись медленно.

Буквально душил горожан жилищный кризис. Это была пора поистине великой тесноты. Высокие темпы восстановления экономики достигались за счет социальной сферы. Многие тысячи работников реэвакуированных предприятий, люди, направленные на невские берега по разного рода разнарядкам, жили в ужасающих условиях. Общежития Кировского завода, например, размещались в развалинах больницы Фореля, в мало приспособленных зданиях на проспекте Стачек, №№ 30 и 39, в подтрибунных помещениях заводского стадиона, на территории завода. Семейные жили по четыре-десять-семнадцать семей с малышами в комнатах, разделенных на ячейки обрывками обоев, бумагой, простынями; одинокие - по нескольку десятков в комнатах-казармах. Во многих корпусах не было туалетов, водопровода. Обычно в комнате стояла параша и тут же длинный ряд керосинок. Недаром обитатели называли такие жилища «концентрационными лагерями», «вертепами» и прочими образными именами. «Просветленность, - пишет один из мемуаристов, - наступившая после Победы, странно соседствовала с тревогой, произраставшей из дикого бытия...».

Многие предприятия и того не имели. На заводах им. Ворошилова (№ 800), им. ОГПУ и ряде других люди жили в цехах по несколько сотен человек, в бытовках, ленинских комнатах и т.п. На заводе «Прогресс», реэвакуированном из Омска, из 5257 человек жилплощадь имели лишь 745. Остальные 4512 жили в цехах, библиотеке, лабораториях.230

Сплошное обследование всех общежитий Ленинского района, проведенное в конце 1945 - начале 1946 г., показало, что в цехах, приспособленных под общежития, зачастую не работало отопление, и их обогревали времянками, которые давали больше дыма и копоти, нежели тепла; белье не менялось, инвентарь отсутствовал, свирепствовал педикулез.231

Не лучше положение складывалось и с бытом на производстве. Отопление, остекление во многих цехах отсутствовали. Восстановить их немедленно было просто невозможно. Зимой цехи нередко отапливались кострами - жаровнями.

Экстремальные условия жизни усиливали дифференциацию людей. И не столько по социальным, национальным, культурным признакам, сколько по их природной предрасположенности, способности приспособиться, по человеческим качествам, тяготению к коллективистским или индивидуалистским формам общежития. Это особенно остро проявилось в годы блокады. Так было и теперь. «Куда бы меня ни переводили, - записывала в своих заметках о прожитом и пережитом Е.А. Илюкович, блокадница, коммунистка, участница восстановления города, - я беспрекословно выполняла свой долг, понимала, что это нужно для дела, для государства, для партии. Работала, несмотря ни на холод и голод, получая, как и все, 1/8 фунта хлеба».232 «Наш рабочий день не был нормированным, работали столько, сколько было нужно», - вспоминал, как об обычном деле, рабочий Балтийского завода И.И. Бережков. «Изворачивались, кто во что горазд, - только бы вернуть заводу работоспособность. ... Работали увлеченно, не считаясь со временем, забыв об отдыхе и еде», - вторил ему рабочий-строитель A.C. Сахаров.233 Таких как Илюкович, Бережков, Сахаров было немало" в те годы среди ленинградцев. Эти люди не были обмануты идеологическими посулами, демагогией, пропагандой и т.п. Они были такими по самой своей человеческой сущности, натуре. И другими быть не могли.

Им противостоял не столько классово, сколько по-человечески другой тип горожан. «Продавщица в булочной, вырезывающая карточки, когда окружающие бедствовали, заказывала себе модельные туфли по 3000 руб.». (Сумма по тем временам для рядового гражданина фантастическая). На комбинате им. С.М. Кирова группа работников расхищала пряжу и тоже получала, самой собой, разумеется, немалые доходы. Значительных масштабов достигли растраты, хищения в системе Управления промторгами. Только по данным на конец 1945 г. они присвоили 11 тыс. м. тканей, много готового платья, обуви на общую сумму 2.450 тыс. руб.23> Немалая часть жителей, как отмечал современник, - «была обеспокоена прежде всего своей собственной шкурой» и ловчила, изворачивалась, как могла. Так, даже при осуществлении денежной реформы, о которой речь пойдет ниже, ряд партийных и советских работников умудрился внести в сберкассы под видом партийных взносов и других вкладов свои сбережения, укрыть их таким образом от секвестра. Некоторые заблаговременно обменяли деньги на ходовые товары.

К исходу 1947 г. обнищание одних и сравнительное преуспеяние других достигли апогея. Толкучки, барахолки процветали. «Спекулянты, воры и прочие дельцы всех мастей, записывал один из ленинградцев в дневнике, - достигли наивысшей степени своей деятельности».

Вместе с тем, с конца ноября-начала декабря по городу поползли слухи о грядущей денежной реформе, отмене карточек. Началась ажиотажная скупка любых товаров. Но это были только слухи... Все официальные каналы хранили молчание.

14 декабря в 18 часов радио оповестило о состоявшемся решении Правительства по поводу отмены карточной системы и проведении денежной реформы. «Никогда не забуду картины, - писал очевидец, - которую застал на Невском проспекте после восемнадцати часов 14 декабря! По всему Невскому проспекту стояли шумные веселые очереди. Буквально с хохотом люди стояли в очередях в рестораны, аптеки, фотографии и другие места, чтобы израсходовать оставшиеся наличные средства. У меня с женой в этот момент капитал составлял 37 руб. с копейками».239 Кто имел хоть какие-то сбережения, скупал в магазинах, что оставалось на полках. Из обращения исчезли мелкие монеты. По городу поползли анекдоты типа:

«В аптеку приходит гражданин и просит пирамидону аж на тысячу рублей. Аптекарь удивляется.

Зачем Вам столько? И получает исчерпывающий ответ:

Чтобы за остальные девять голова не болела». 22 декабря обмен завершился. Во всех учреждениях выдали зарплату новыми купюрами. Размер зарплаты остался прежним. На нее можно было, по крайней мере в Ленинграде, купить и необходимое и немного вкусненького (о чем большинство горожан могло все эти годы только мечтать). И, разумеется, прежде всего, утолить голод. Горожане, в первую очередь, покупали и ели, ели хлеб. Какой особый вкус имел обычный кусок пшеничного, который можно было теперь съесть, не оглядываясь на норму! Этот переломный момент остался в памяти старшего поколения как праздник.

18-19 декабря в городе было продано хлеба, по разным сведениям, от 1,1 тыс. тонн до 1,4 тыс. при населении 1,4-1,5 млн. человек, т.е. от 0,7 кг до 0,9 кг в среднем на человека, сахара 220-250 тонн, мяса и колбасы 60-110 тонн. Спрос резко возрос. Реализация круп увеличилась вдвое, рыбы и рыбопродуктов в 1,5 раза, жиров - в 1,6 раза, сахара - в 7,5 раз. Спрос на картофель, овощи снизился. Слабо шла продажа водки, пива, дорогих сортов вин.

Объем торговли промтоварами гоже увеличился. «Пассаж» до реформы продавал 56 пар обуви, а с 16 по 31 декабря в среднем 482 пары вдень, калош - 186 и 841 пару. Реализация хлопчатобумажных тканей возросла в 2,9 раза, шелковых - в 3,8 раза, чулок и носок - в 3 раза, резиновой обуви - в 5,5 раз.

Реформа оказала влияние и на цены рынка. Стоимость говядины снизилась на 35%, молока - на 50%, картофеля - на 67%, масла сливочного - на 53%, яиц - на 59%.

Условия реформы были достаточно суровыми, носили конфис-кационный характер. Вклады в сберкассах обменивались до 3000 один к одному; по вкладам от 3-х до 10 тыс. рублей накопления сокращались на 1/3, а по вкладам, превышавшим 10 тыс. руб. - на 2/3. По облигациям госзаймов обмен производился в соотношении 1:3.2" Особенно болезненно реформа отразилась на крестьянах. Сберкасс в большинстве деревень не было. Деньги хранились «в чулках». Подавляющая их часть пропала. Поэтому реформа изначально приобрела антикрестьянскую окраску.

С упразднением карточной системы цены на потребительские товары повысились, в сравнении с прежними, нормированными. Но они все же были ниже цен в коммерческих магазинах. В целом новые цены более чем в три раза превосходили довоенный уровень. Средний размер заработной платы в стране не достигал 500 руб. Килограмм же хлеба стоил 3-4 руб., мяса - 28-32 руб., масла - 60 руб., десяток яиц - свыше 10 рублей, шерстяной костюм - 1500 руб. и т.д.

Социальным благодеянием реформу не назовешь. Недаром официальные органы, пропаганда в то время разъясняли, что издержки реформы - вынужденная мера, «последняя жертва» народа на алтарь Победы. Вместе с тем, оздоровление финансов, несомненно, положительно отразилось на всей экономике СССР. Принципиально же ни экономической, ни социальной политики реформа не изменила.

Для закрепления ее результатов правительство прибегло к дефляционной политике. В последующие годы семь раз снижались розничные цены. Лишь малая часть ленинградцев в то время отдавала себе отчет в том, что больше всего от снижения цен выигрывали высокооплачиваемые категории граждан.

Наиболее интенсивно понижались цены на водку, что придавало в глазах немалого числа горожан этим мерам «демократическую окраску». Не только в газетах, по радио, но и на улицах, в коммунальных квартирах, на кухнях можно было услышать:

Спасибо партии и родному Сталину за заботу о нас.

Нередко, правда, за этим следовал и иной комментарий:

Постановление хорошее, но на хлеб цены снизились мало. У меня хлеб - основная еда. Колбасу и масло покупаю редко.

Или: - Мы с мужем подсчитали, что при таком размере снижения цен потребуется десять лет, чтобы подойти к ценам довоенного времени.

Подобный скепсис был вполне уместен. Весной 1949 г., например, в очередной раз цены на водку снизили на 28%, а на хлеб - только на 10%.

Нельзя упускать из виду и иную сторону снижения цен: влияние его на положение в сельском хозяйстве, которое продолжало оставаться трудным. А это, в свою очередь, приводило к деградации легкой и пищевой промышленности. Потребление же водки в городе систематически возрастало. В 1953 г. ленинградцы выпили 26 млн. литров, в 1954 г. - 28,8 млн., т.е. по 13,7 литра, в среднем, на каждого взрослого жителя.

Вместе с тем, снижение цен, естественно, увеличивало реальную заработную плату. Если в 1940 г. она составляла 47,3 руб., то в 1950 г. - 75,7 руб. Поднималась и покупательная способность населения. Рубль стабилизировался, укреплялся его курс в отношении иностранных валют. Исчисление его на базе доллара, установленное в 1937 г., было решено с марта 1950 г. перевести на золотую базу.

Вместе с денежной реформой во второй половине 1947 г. на смену нормированному снабжению пришла обычная система государственной, кооперативной, колхозной торговли. Предварительно в Ленинграде была осуществлена целая система подготовительных мер. Приводили в порядок торговую сеть, открывали новые магазины, столовые, палатки. За 9 месяцев 1947 г., еще до отмены карточной системы, вновь открылось 255 магазинов, 187 ларей, палаток. Полностью была восстановлена существовавшая до войны фирменная сеть Главконсерва, Главпарфюмерии, Главтабака и пр. Открылись все торговые залы Дома ленинградской торговли и других крупных универмагов. Налаживалось фасовочное производство. В наиболее тяжело пострадавших в годы блокады районах (Кировский, Володарский, Выборгский, Калининский) понемногу развертывалось строительство новых торговых точек. К началу 1945 г. Ленинград располагал 1254 магазинами. К 1947 г. число их удвоилось. Вывески «Посудно-хозяйственные товары», «Леновощ», «ТЖ», «Пиво-воды», «Укладка волос феном» и пр. стали встречаться чаще. Функционировало 20 колхозных рынков. В 1950 г. в городе работало уже 2988 магазинов и 2285 ларей и палаток. И это при аметно меньшей численности населения.

Изменилась структура розничного товарооборота. В 1945 г. 99,6% его приходилось на государственную торговлю и 0,4% на кооперацию. К 1950 г. - 91,4% падало на госторговлю, 3,5% - на кооперативную торговлю и 5,4% - на колхозный рынок. Вновь отремонтировали шесть рынков, в том числе Мальцевский, Октябрьский, Кузнечный. В 1950 г. на долю рынков приходилось 8% продаж продовольствия, а на долю кооперации - 5%. Расширялся ассортимент и в продовольственных и промтоварных магазинах. Несколько улучшилась культура торговли.

Жизнь хоть и трудно, мучительно, но входила в мирное русло. Голод отступал. Возможность запросто пойти и купить по умеренной цене буханку хлеба, кусочек которого еще совсем недавно измерялся ценою жизни, наестся вволю - все это было необычно, воспринималось как еще одна убедительная примета мирного времени. Уверенность в будущем крепла. И это придавало силы, наполняло ленинградцев энергией.

И все же нищета сдавала позиции гораздо медленно. В 1945 г. объем розничного товарооборота государственной и кооперативной торговли составлял 29% от уровня 1940 г., в 1950 г. - только 67% (при 74,8% численности населения). Позитивные перемены после 1947 г. отнюдь не были непрерывными. Жизнь улучшалась зигзагами и далеко не для всех. В августе 1948 г. подорожал вдвое проезд на трамваях. Тогда же подскочили цены на почтовые отправления, железнодорожные билеты. Это болезненно сказалось на бюджете многих семей. Население недоумевало: в декабре 1947 г. громко объявили о «последней жертве, а теперь опять преподносят новые». Если номенклатурным работникам, высокооплачиваемым категориям рабочих, интеллигенции жить становилось ощутимо лучше, то положение низкооплачиваемых рабочих в конце 1940-начале 1950-х гг. продолжало оставаться напряженным. На фабрике «Красное знамя» в самом конце 1949 г. состоялось партийное собрание, на котором выступила с докладом высокопоставленная чиновница Ленгорисполкома. Она убеждала коммунистов, что жизнь становится зажиточнее, призывала коллектив фабрики увеличивать выпуск модных товаров. Присутствующие, однако, реагировали на эти оптимистические декларации болезненно. «Наше городское руководство, - заявляли некоторые рабочие, - или оторвалось от рабочих, или много денег получает, поэтому для них жизнь стала зажиточной. Мы этого не чувствуем, жизнь стала тяжелее. Зарплату получаем такую же, как до войны, а за продукты платим в три раза дороже». К тому же на ряде заводов случались задержки с выплатой заработной платы. По цехам одного из них распространялась частушка:

Будьте здоровы, живите богато, Насколько позволит вам ваша зарплата. А если зарплата вам жить не позволит, То не живите - Никто не неволит™

О сохранявшемся напряженном материальном положении низкооплачиваемых категорий работников свидетельствуют и информационные сводки райкомов и МГБ в Обком ВКП(б). «Сейчас говорят, что жизнь улучшается, а мне непонятно - почему так происходит, что мой отец один работал (до революции, - А.В.) и содержал семью из четырех человек на свой заработок, и дом сумел построить, а мы вместе с женой работаем, и пальто не можем купить».255 Подобные высказывания можно было бы продолжить.

На уровень жизни рабочих оказывали негативное влияние периодические пересмотры норм выработки в сторону повышения, нарастающее отставание сельского хозяйства. В начале 1950-х гг. положение со снабжением города продовольствием стало более напряженным, нежели в конце 1940-х. В отдельные месяцы оно достигало чрезвычайной остроты.256

Вот бюджет рядовой ленинградской семьи среднего достатка, проживавшей по адресу набережная реки Фонтанки, д. 39, кв. 6 за 1951 и десять месяцев 1952 г. Семья состояла из двух работающих: отца и матери. На их иждивении находилось двое детей - подростков. За 22 месяца зарплата, премиальные и прочие поступления в семейный бюджет составили 68445 рублей. На питание было израсходовано 30800 руб. (45%), на оплату квартиры, отопление и освещение 4710 руб. (6,9%), на оплату займов и налогов - 14120 руб. (20,6%); на праздники, отдых 3100 руб. (4,5%); на культурные расходы, ремонт домашней утвари, проезд на работу и учебу - 3345 руб. (4,9%); на покрытие долгов и прочие расходы - 8800 руб. (12,9%). Оставалось 1854 руб. Куда они были потрачены, в бюджете не указано.257 Семья проживала в коммунальной квартире с печным отоплением. Оно преобладало в центральных районах. В июне 1950 г. дом газифицировали. Это был общий домовой праздник, как отмечал мемуарист, «революция в нашем домашнем хозяйстве».258 И не только в хозяйстве, но и в бюджете семьи - добавим мы. Ведь дрова стоили дорого и даже после отмены карточек продавались по талонам. Газ же был дешев. В том, 1950 г., его получали 125 тыс. квартир (в 1940 г. - 26 тыс., в 1945 г. - 13 тыс.).
Средние статистические данные о потреблении населением продуктов питания вызывали и вызывают ныне определенные сомнения. И хотя отдельные цифры, возможно, и завышены, но питание в целом, несомненно, улучшилось. Ленинградцы стали значительно больше потреблять молока и молочных продуктов, мяса, рыбы, сахара. Естественно, что при этом потребление хлебопродуктов несколько снизилось.

Приводимые данные не полностью стыкуются с другими сведениями. Как уже отмечалось выше, индексы физического объема розничного товарооборота продовольственными товарами в 1950 г. составляли лишь 60% от 1940 г., а потребляли, оказывается, даже больше, нежели в довоенное время. Так что вопросы остаются.

Что касается жилищных условий, то они улучшались очень медленно. Общежития «вертепы», казармы и через пять лет после окончания войны сохранялись. Острый жилищный кризис, как уже упоминалось, продолжал свирепствовать. В 1945 г. на свободных и восстановленных площадях можно было расселить около 300 тыс. человек вновь прибывшего населения. Прирост же составил около 700 тыс. Таким образом, около 400 тыс. расселилось за счет уплотнения.261 Под жилье приходилось использовать подвалы, прочие нежилые помещения. Преимущественно экстенсивный рост производства требовал все новых и новых контингентов рабочих. Кризис становился перманентным. Во второй половине 1949 г. в Ленинграде насчитывалось 1654 общежития, в которых проживало около 200 тыс. человек.

Правда, некоторые общежития начали приводить в порядок. Кировский завод, например, за короткий срок вложил в благоустройство 700 тыс. руб. Условия проживания рабочих несколько улучшились. К кое-каким общежитиям подвели газ. Часть наиболее страшных «клоповников» расселили или закрыли. На заводе «Прогресс» общежития обеспечили инвентарем, устроили в них общественные прачечные, сушилки. Но это было скорее исключением, нежели правилом. Небольшой части старых кадровых работников крупнейших заводов начали предоставлять жилую площадь во вновь построенных и капитально восстановленных домах. В 1951 - 1952 гг. на весь многотысячный коллектив Кировского завода получили квартиры и комнаты 291 семья (1087 человек). Капля в море неустроенности!

Всего же в городе в новых домах за 1946-1950 гг. жилую площадь получило 47,3 тыс., а в старых (получили вновь и улучшили условия) - 111,3 тыс. Цифры более чем скромные. Правда, с начала 1950-х гг. по мере развертывания массового жилищного строительства эти показатели стали заметно расти. За 1950-1953 гг. было вновь построено 23019 квартир.265 Для города с населением в 2,7 млн. человек, испытывавшего ряд лет острый жилищный кризис, это было явно мало. Надо иметь в виду и то, что абсолютное большинство получало не отдельные квартиры, а комнаты. Численность коммунальных квартир увеличивалась.

Тем не менее, следует учитывать, что после семейных общежитий, где семья от семьи отделялась теперь уже не бумажной, а ситцевой «перегородкой», отдельная комната в коммунальной квартире на 2-3 семьи казалась верхом удобств. Коммунальная квартира меняла и быт, хотя печки, керосинки, примуса, электрические плитки и прочие атрибуты быта 1920-1930-1940-х гг. еще прочно удерживали свои позиции. В 1950 г. водопровод и канализацию имело уже 98% жилого фронда (93% в 1940г)266; центральное отопление - лишь 25% (в 1940 г. - 17%), газ - 44% (9% в 1940 г.). Что касается ванн, душа, то статистика тех лет просто не учитывала их. Они были редкостью. Даже сохранившиеся с дореволюционных времен, как правило, бездействовали.

И все же цифры свидетельствуют: быт ленинградцев хотя и медленно, но менялся. В обиход наиболее преуспевающей части населения - партийно-государственного, хозяйственного аппарата, сравнительно узкой категории рабочих - стахановцев, верхов интеллигенции входили индивидуальные радиоприемники, телевизоры, прочая бытовая аппаратура, считавшаяся в те времена предметом особой роскоши. В 1950 г. было продано всего 20 тыс. радиоприемников, 2 тысячи телевизоров, 9,7 тысяч велосипедов, 600 холодильников, 8,5 тысяч швейных машин. Что же касается часов, то они перестали быть признаком особого благополучия и превратились в обычный предмет повседневного обихода.

Хотя война и отдалилась уже на ряд лет, но образ жизни значительной массы ленинградцев все еще сохранял черты военного времени. Донашивались военные сапоги, гимнастерки, шинели, ремни. Нередко можно было встретить людей с военными планшетками. Диспропорция между быстрорастущими экономикой, наукой - важнейшими градообразующими элементами, с одной стороны, и городской инфраструктурой, условиями жизни - с другой, становилась заметнее, ощутимее. Город, как промышленный, научный центр, шагнул далеко вперед. А как место жизни более чем двух миллионов людей, никак не дотягивал до их возросших потребностей.

Медицинское обслуживание и здоровье населения. Война с исключительной остротой поставила вопрос сохранения населения, его здоровья, генофонда народа. В блокадном городе, понесшем страшные людские потери, значимость этих проблем многократно возрастала. Десятки тысяч инвалидов, сотни тысяч раненых, блокадников, страдающих от последствий дистрофии, цинги, пеллагры.... Для многих и многих ленинградцев кошмары войны не кончились 9 мая 1945 г. Они преследовали их и в снах, и наяву. Только в одном Октябрьском районе города насчитывалось 682 ребенка - сироты, более 2,6 тыс. детей жили в семьях инвалидов войны, свыше 7 тыс. потеряли одного из родителей.

Не снималась с повестки дня угроза массовых инфекционных заболеваний. Свирепствовал туберкулез. До войны от этой страшной социальной болезни погибало 19,2 на каждую тысячу жителей, в 1943 г. - 41,2, в 1944 г. - 21,0, а в 1945 г. - 24,2. Настоящим бичом в первые послевоенные годы, как и в военное время, оставалось воспаление легких. От этой болезни в 1945 г. умирало 30 человек на каждую 1000 жителей, причем большинство в раннем детском возрасте. Существенное место в погребальном списке занимали болезни сердца, органов пищеварения, травматические повреждения. На их долю соответственно приходилось 12,1%. 9,8% и 8,1% общего числа смертей. Не последними в этом ряду были и злокачественные опухоли (7,2% всех умерших).269

Если сравнить эти данные с данными периода, последовавшего за окончанием первой мировой и гражданской войн, то разница была весьма существенной. В начале 1920-х годов главной угрозой, уносившей жизни тысяч петроградцев, были острые инфекционные заболевания: тиф, дифтерия и пр. Теперь же от них погибало не более 6%. От «сыпняка» в 1943 г. скончалось 0,4 на 10 000 населения, в 1944 г. - 0,3, в 1945 г. - 0,2. Что касается брюшного тифа и дизентерии, то смертность от них, хотя и была незначительной, но все-таки превышала довоенный уровень. В 1921 г. в Петрограде на каждую 1000 жителей умирал 31 человек, в 1940 г. - 17,5 в 1945 г. - 15,б.270 Цифры говорят сами за себя.

Детская смертность (от 0 до 1 года) - важнейший ассоциированный показатель условий жизни, уровня медицинского обслуживания, - хотя и снизилась, в сравнении с трагическими месяцами блокады (1943 г. - 21,0 на 100 родившихся), тем не менее, оставалась, по оценке городского руководства, тревожной (1945 г. - 14,3 на 100 родившихся). Она лишь немного уступала относительно высокому уровню 1939 г. - 14,4 на 100 родившихся.

В этих сухих, бесстрастных цифрах не только жизнь, болезни, смерть ленинградцев - победителей, но и достижения, острейшие проблемы городской медицины.

Неотложными на первых порах являлись вопросы восстановления сети медицинских учреждений, их материальной базы, усиление борьбы с кишечными инфекциями, расширение сети противотуберкулезных, родовспомогательных учреждений, налаживание рационального обслуживания грудных детей и многие другие. Большинство больниц, поликлиник, детских консультаций, ясель или пострадало от бомбардировок, обстрелов, или размещалось в старых обветшавших зданиях, которые требовали ремонта, восстановления. Остро не хватало медицинского персонала. Тысячи врачей, сестер еще находились в рядах армии. Да и средства на первых порах отпускались со значительными перебоями. Систематическое недофинансирование сказывалось все острее и острее. Многие проблемы не столько решались, сколько накапливались. В больницах отсутствовали самые элементарные удобства. Нехватало обычных грелок, подкладных кругов и т.п. Нарастал поток жалоб на работу скорой помощи, которую приходилось ожидать по 2-3 часа. За первые семь-восемь послевоенных лет было введено больниц всего на 1,3 тысячи мест. Численность больничных учреждений и мест в них даже не дотягивала до довоенного (не слишком высокого) уровня. В 1940 г. в городе функционировало 126 больниц с 33,8 тысячами мест, в 1950 г. - 120 больниц с 31,8 тысячами мест. Если же учесть, что численность населения к этому времени была все-таки меньшей, то обеспеченность больничными местами, примерно, вышла" к довоенным показателям.

В 1951 г. медицинскую помощь в городе оказывали 25 соматических объединений, включающих 25 больниц и 30 поликлиник, пять необъединенных соматических больниц, 16 стационаров НИИ, 29 необъединенных поликлиник и амбулаторий, семь специализированных поликлиник и пять психиатрических больниц.

Численность врачебного, среднего медицинского персонала, в сравнении с довоенной, заметно увеличилась. Количество врачей на 10 тысяч населения выросло с 32,8 в 1940 г. до 50,0 в 1950 г. И все же стационары были переполнены. Больных изматывали очереди в поликлиниках. Нагрузка участковых врачей составляла в 1951 г. в среднем 10-11,5 больных в час.

Повышенное внимание уделялось женским и детским консультациям, другим учреждениям этого профиля. Чтобы избежать отставания детей, находившихся на длительном лечении, в некоторых больницах с 1946 г. ввели систему индивидуальных и групповых занятий с педагогами. В 1946 г. при больнице им. Раухфуса открыли даже восьмилетнюю школу. Для лучшего обслуживания детей больницы стали объединять с поликлиниками. Участковые врачи получили возможность консультироваться с крупнейшими специалистами.

В итоге по большинству показателей довоенный уровень здравоохранения к началу 1950-х гг. был не только достигнут, но и превзойден. Однако тяжелые условия жизни населения все-таки требовали большего. В очередях в детские сады в связи с высокой рождаемостью скопилось около ста тысяч детей: в четыре раза больше, нежели могли принять эти учреждения. И уж совсем печально обстояло дело с положением инвалидов. В 1940 г. город располагал 12 домами (девять для престарелых и три для детей) на 6,2 тыс. мест, предназначенных для этой категории ленинградцев, требовавших особого ухода. В 1945 г. работало лишь шесть на 3 тыс. мест, в 1946 г. - пять и в 1950 г. - шесть на 3 тыс. мест.276 Между тем, численность инвалидов после войны выросла. В период между июнем 1945 г. и июнем 1946 г. органами врачебно-трудовой экспертизы было официально зарегистрировано 94837 инвалидов (35498 инвалидов войны и 59339 инвалидов «от общих причин»). По статистическим данным, численность пенсионеров, состоящих на учете в органах социального обеспечения, в 1945 г. достигала 127,3 тыс., из которых 40,5 тыс. были в прошлом военнослужащими. Проблему «решили» в духе времени. Многих инвалидов административным путем отправили на остров Валаам.

Что касается качества медицинской помощи, то оно все же постепенно улучшалось, хотя лекарств, диагностической аппаратуры и многого другого часто нехватало. Этому способствовала и активная социальная политика власти, и наличие в городе широкой сети научно-исследовательских медицинских учреждений, вузов этого профиля. Сеть их в послевоенные годы была не только восстановлена, но и расширена. Функционировало пять медицинских вузов, 18 НИИ. Они располагали кадрами высочайшей квалификации. Огромную роль сыграли забота, самоотверженный труд подвижников - врачей, сестринского корпуса.

В совокупности общие усилия, меры властей обеспечили постепенное сокращение эпидемических заболеваний, отступление туберкулеза. Трансформировались причины смертности. Они к 1950 г. приобрели, условно говоря, переходный характер.
На первое место вышла смертность от болезней сердца. На втором же месте оказались инфекционные заболевания. Злокачественные новообразования - на третьем. И лишь на четвертом смертность от болезней органов дыхания, т.е., прежде всего, от воспаления легких и туберкулеза. Структура смертности приобретала как бы промежуточный характер - от послевоенной к мирной, характерный для советского общества второй половины XX века. Следует обратить внимание еще и на такую особенность. В 1950 г. среди умерших 18,9% приходилось на детей в возрасте до 1 года, 8,9% - на детей и молодежь от 1 до 19 лет, 41,8% - на жителей от 20 до 59 лет и 30,4% - на ленинградцев старших возрастов. И эти цифры свидетельствуют о сохранении рудиментов состояния первых послевоенных лет, ибо в последующие годы доля старших возрастов стала все больше возрастать, а младших, средних возрастов резко снижаться.

Медицинскими работниками был поставлен вопрос и о необходимости разработки продуманных экологических мер, которые носили в те годы ограниченный характер. Прежде всего, они касались воздушного бассейна. В военные годы и первые послевоенные месяцы в связи с массовой остановкой предприятий воздух в городе оказался значительно чище, нежели в предвоенное время. Но по мере восстановления индустриального производства, усиления транспортных потоков, загрязнение городской атмосферы начало стремительно нарастать. Ресурсов для установки фильтров и другого оборудования не выделялось. Реальными возможностями для быстрого улучшения ситуации ни власти, ни предприятия не располагали. По предложению ученых, основные усилия стали концентрировать на оснащении защитными устройствами крупных котельных, ТЭЦ, больших предприятий, в наибольшей степени загрязнявших воздушный бассейн. Эти половинчатые меры, хотя и не решили проблемы, но притормозили дальнейшее ухудшение экологической обстановки.

Понемногу восстанавливалась сеть санаториев, домов отдыха, пионерских лагерей, спортивных сооружений, стадионов. Многие из них в годы войны сгорели, были до основания разрушены. Часть спортивных площадок в центре города оказалась застроенной другими объектами. Даже школы и те нередко оставались без спортивных залов и министадионов на открытом воздухе. Спортинвентаря не хватало. В этих условиях ставка была сделана на спортивный энтузиазм населения. «Нажимали», в первую очередь, на общую численность физкультурников. И все же дело не стояло на месте, не деградировало. В 1952 г. ленинградские спортсмены в составе команды СССР впервые участвовали на XV летних Олимпийских играх. Чемпионские титулы завоевали Г.И. Зыбина (легкая атлетика), Ю.С. Тюкалов (академическая гребля), П.А Данилов, И.К. Бердиев (гимнастика).

Состояние здоровья населения по современным представлениям зависит на 10% от медицинского обслуживания, на 10% от наследственности и на 80% от социально-экономических условий и окружающей среды. Если принять во внимание, что смертность в Ленинграде с 16 на каждую 1000 населения в 1945 г. сократилась до 7,1 в 1950 г., т.е. более чем вдвое, смертность детей от 0 до 1 года уменьшилась примерно в той же пропорции, а естественный прирост достиг 8,4 на 1000 жителей - самого высокого показателя за все послевоенные годы, то следует констатировать: трудности, отставание социальной сферы были относительными. Государственная бесплатная медицина к началу 1950-х гг. далеко еще не исчерпала своих возможностей и дала ощутимые положительные результаты.

А ВТОРЫ

Екатерина Огородник и Галина Черныш , ученицы 10 класса школы № 238 г. Санкт-Петербурга.

Работа получила 2-ю премию на VIII Всероссийском конкурсе Международного Мемориала "Человек в истории. Россия - XX век".

Научный руководитель - Т.Н. Бойко.

Наша работа основана на воспоминаниях конкретных людей, живших в нашей стране в конкретный промежуток времени 1945 – 1965 гг., и ее задача – представить данный исторический период через призму повседневности, облик, дом, досуг этих людей. Основными методами исследования были методы устной истории. Нашими респондентами стали наши бабушка и мама, сотрудники нашей школы и их родные. Работа по сопоставлению фактов, позиций, высказанных нашими респондентами, и исторических исследований была непростой задачей.

Цели нашего исследования – на основе собранных нами воспоминаний, фотографий и литературы, определить особенности жизни, быта, внешнего облика, досуга детей и взрослых – советских людей 40 - 60-х годов;

выделить закономерности в изменении образа жизни советских людей в 1945 – 1965 гг., прежде всего городских жителей, главным образом ленинградцев;

определить причины этих изменений, проанализировать их темпы и характер (степень всеобщности и индивидуализации);

соотнести воспоминания с работами историков, исследователей проблем повседневной жизни.

1945 - 1955 годы

Победа была великим событием и в жизни страны, и в жизни каждой семьи, и каждого ленинградца. День Победы - это день когда гражданин осознавал значимость свободной Родины для себя и общества в целом, когда возрождалась и укреплялась надежда в светлое будущее.

После стольких бед, после напряжения всех сил и душевных и физических, люди бурно выражали радость. Все были полны надежд, что теперь уж, все будет хорошо. К сожалению, не все сложилось так, как мечтали люди. Этот день сочетал в себе радость победы и осознание тех утрат и той горечи, что принесла война.

Каждый по-своему вспоминает этот день, и чувства, которые вызвало известие об окончании войны - чувства безмерного счастья и безмерного горя:

«Самый светлый день в моей жизни – это день 9 мая 1945 года. Я прожила долгую жизнь, но и теперь я не могу вспомнить ничего столь всеобъемлющего и восторженного состояния моей души. Это было всеобщее ликование людей, охваченных общим подъемом духа. Даже природа была на стороне победителей. Ярко светило солнце, но даже если бы был пасмурный день, то люди этого не заметили бы. Внутренний свет и радость переполняли все сердца» (воспоминания Кириллиной Э.И.).

«Мама очень не любила 9 мая, она всегда плакала в этот день, в 1945 году, когда все пели и плясали, она рыдала в хате, оплакивая родных и, наверное, свою горькую долю» (воспоминания Павловой Н.П.).

«...мы услышали по радио Левитана, провозгласившего окончание войны, день Победы. Радость была безмерной, мы обнимались, целовались, кричали «ура», ребята от восторга разбивали пустые бутылки об пол. Дома не сиделось: высыпали на улицу. Она оказалась заполненной толпой, которая ликовала, незнакомые люди кидались обниматься, многие пели, кто-то плакал» (воспоминания Бойко М.А.).

Фронтовики, эвакуированные возвращались домой, восстанавливали разрушенное хозяйство, колхозы. Уходили в прошлое похоронки, военные сводки. Начали возвращаться родные, воссоединялись семьи.

За четыре долгих года люди отвыкли от выходных, отпусков, нормированного рабочего дня, забыли о свободном времени.

Радость встреч с близкими, друзьями и осознание одиночества, обездоленности – разные настроения переживали советские люди, но было и нечто общее: стремление преодолеть послевоенную разруху, наладить жизнь, быт, воспитать детей, получить образование.

«Когда прошла эйфория победы, люди остались один на один со своими проблемами, вполне житейскими, обыденными, но оттого не менее сложными. Вопросами дня становились: Где достать хлеба? Где найти жилье? Во что одеться? Решение этих вопросов превращалось в стратегию выживания, все остальное отодвигалось на второй план» (Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность, 1945-1953 / РАН. Ин-т рос. истории. - М.: РОССПЭН, 2000).

Исследователи А.З. Ваксер, Е.Ю. Зубкова подчеркивают, что послевоенная обстановка была очень сложной, уделяют много внимания проявлениям недовольства населения своим положением, особенно в крестьянской среде, останавливаются на негативных явлениях.

«Не лилась кровь, не взрывались снаряды и бомбы, но всё окружающее напоминало о кошмаре блокады –

дровяные сараи во дворах, где штабелями складывали покойников, фотографии недавно умерших родственников и соседей, бутылки из под олифы, на которой жарили лепёшки из жмыха, завалявшиеся плитки столярного клея, из которого варили студень, и т.д. и т.п.» (Ваксер А.З. Ленинград послевоенный.1945-1982. СПб., 2005 С. 86).

В воспоминаниях Павловой Н.П., Морозовой А.А., которые были школьницами в первые послевоенные годы, есть общее ощущение тяжелых проблем. Это и понятно, ведь положение семей, оставшихся без мужчин, вдов, сирот было особенно сложным.

Однако большинство наших респондентов останавливаются на мажорных настроениях, охотно вспоминают позитивные настроения населения: «Все усилия были направлены на восстановление города. И как быстро наш любимый город залечивал раны – это просто чудо! Никто не ныл, что трудно, потому что было трудно всем. И все видели результаты общих усилий. Все это вызывало радость у людей» (воспоминания Кириллиной Э.И.).

М.А. Бойко, описывая послевоенный Ленинград, подчеркивает, что город не казался мертвым, что ленинградцы очень активно занимались его восстановлением, приводит яркий образ трудового энтузиазма – плакат ленинградского живописца И.А. Серебряного «А ну-ка, взяли!». Марина Алексеевна подчеркивает, что «особой была психологическая атмосфера Ленинграда: для нее характерны готовность людей помочь, доброжелательность, приветливость. Война сплотила людей, привычным стало жить в коллективе, и чувство локтя ощущалось и при горе похоронок и при радости побед» (воспоминания Бойко М.А.).

Это очень интересное замечание –

война окончилась, но люди еще не перестроились, главным в их жизни остаются нужды города, всего населения, а не личные заботы и проблемы.

Жилищный вопрос

Жизнь и особенно быт менялись крайне медленно. Война лишила многих людей дома, жилья. Многим после войны приходилось искать себе место хотя бы на одну ночлежку.

М.А. Бойко, Л.К. Саушкина вспоминают о возвращении из эвакуации в довоенное жилье. Чаще всего это были комнаты в коммунальных квартирах. «Жили на Галерной улице, дом 41. Раньше это был частный особняк, построенный ещё в 1797 году. После войны такие дома разбивали на квартиры. Мы жили в двухкомнатной. Одна комната – 23 кв.м., другая – 8 кв. м., кухня – 7,5. Ванны не было» (воспоминания Саушкиной Л.К.). Семья К.В. Аржановой в 1945 году не смогла вернуться в свою квартиру, она оказалась уже занята другой семьей.

«Буквально душил горожан жилищный кризис. Это была пора поистине великой тесноты. Многие тысячи рабочих реэвакуированных предприятий, люди, направленные на невские берега по разного рода разнарядкам, жили в ужасающих условиях.

Семьи жили по 4-10-17 семей с малышами в комнатах, разделённых на ячейки обрывками обоев, бумагой, простынями; одинокие жили по несколько десятков в комнатах-казармах. Во многих корпусах не было туалетов, водопровода.

Обычно в комнате стояла параша и тут же длинный ряд керосинок. Обитатели называли такие жилища «концентрационными лагерями», «вертепами» и прочими образными именами» (Ваксер А.З. Ленинград послевоенный. 1945-1982. СПб., 2005 С. 86).

Проще была ситуация с частными домами, построенными ещё в довоенный период, т. к. они не подлежали заселению в них дополнительных жильцов. Александрова Н.Л. и Черныш Г.Г рассказывают об этом: «Жили в большом двухэтажном доме: я, мама, папа. Так как это был частный дом, центральное отопление и водопровод отсутствовали. Была большая русская печь».

Для городских жителей основным видом жилья в конце 40-х – 50-х годах была комната в коммунальной квартире.

«Коммуналки» густо населены: 9 - 16 – 42 человек в двух (крайне редко!), шести, семи и более комнатах. Комнаты были довольно большими - 15 – 25 кв. метров, перегораживались мебелью, и в них жили люди разного возраста большими семьями.

Во многих квартирах не было не только горячей воды, газовых плит, но даже печного отопления, справлялись при помощи буржуек, а вместо газовой плиты использовали керосинки. «Предприятия и жакты (жилищные конторы) заблаговременно заботились о запасах топлива на зиму (дров, угля, торфа), в основном действовало печное отопление» (Воспоминания Бойко М.А.).

Иногда в таких квартирах была ванная комната, пользовались ею сообща, умывались, иногда стирали белье или мыли детей, но крайне редко. Стирали в основном в прачечных, которые были в каждом дворе, а мыться ходили в баню.

«Дрова покупали по лимиту, их очень экономили. Поэтому зимой в доме было холодно, до -5, и я иногда ночевала в общежитии Академии художеств на Васильевском острове, где топили, или у двоюродной сестры на Загородном, - вспоминает М.А. Бойко. - Из-за экономии дров не пользовались и ванной комнатой. Мылись в банях на улице Чайковского (которая заняла первое место в городе по лучшему обслуживанию, там можно было взять напрокат полотенце, и давался кусочек мыла) или на ул. Некрасова. Входная плата в баню была 1 руб. На чердаке, на который можно было попасть по черной лестнице, были отсеки для каждой квартиры, где развешивали выстиранное белье».

Характерны для коммунальной квартиры длинные многочисленные коридоры, большие кухни со столами по числу семей. «Кухня была огромная, с большой дровяной плитой, готовили сначала на примусах, которые шумели и шипели, и были затем заменены на керогазы. У каждого из квартиросъемщиков был отдельный стол. Для разогрева пищи на электроплитке мы устроили закуток, отгороженный буфетом в большой комнате. Из детской коляски был сделан «сервировочный столик», на который составлялась посуда, и по длиннющему, в полквартала, коридору ее везли мыть на кухню в единственной раковине» (воспоминания Бойко М.А.).

Жильцы обычно пользовались парадной и черной лестницами.

В наши дни уже почти не сохранилось дверей коммунальных квартир – это интереснейшее зрелище - или разнообразные по форме и звучанию звонки, расположенные вокруг двери, или бумажки с сообщениями о том, какое количество звонков должно быть адресовано каждой семье.

«В период 1950-1964 гг. жили в коммунальной квартире на Большом проспекте В. О. Кроме нас, там было еще 4 семьи, неработающая ванна, кухня с газовой плитой и 5 столиками, индивидуальные счетчики электроэнергии и бумажка на входной двери, сколько раз кому звонить» (воспоминания Конторова С.Е.).

Все многочисленные жильцы коммунальной квартиры обычно пользовались одним туалетом. Места общего пользования убирали по очереди.

Уборка проходила строго по расписанию, количество дней или недель дежурства определялось составом семьи. Некоторые прибегали к услугам фирмы «Невские зори».

Сколько написано про коммунальные склоки, споры, даже драки! Нам кажется, что хотя скученность, отсутствие удобств и создавали предпосылки к этому, поведение людей прежде всего определяется уровнем их культуры. Не случайно коренные ленинградцы подчеркивают, что они старались быть дисциплинированными, вежливыми. «В общем жили дружно, на праздники собирались за общим столом, каждый приносил что-то своё. Получались уютные, семейные вечера» (воспоминания Кириллиной Э.И.).

Значительное число горожан жило в общежитиях.

По данным А.З. Ваксера во второй половине 1949 года в Ленинграде насчитывалось 1654 общежития, в которых проживало около 200 тыс. человек (Ваксер А.З. Ленинград послевоенный. 1945-1982. СПб., 2005 С. 100).

Количество людей, живущих в общежитиях к середине 50-х не уменьшился, так как не смотря на усилия крупных предприятий решить жилищные проблемы, потребность в рабочих руках постоянно увеличивалась, в город приезжали новые жители. В основном это были бывшие селяне, впоследствии их назовут «лимитчики», стремившиеся обрести в городе специальность, семью, новую жизнь. Комнаты в общежитиях были большими (обычно 7 – 8 кроватей), санитарные условия были крайне плохими, кухня часто отсутствовала.

Н.П. Павлова вспоминает, как нелегко было уехать из колхоза, нужно было оформить паспорт, получить разрешение:

«В 1955 году я приехала в Ленинград с небольшим свертком, в котором была подушка, полотенце и кое-что из одежды. Моя тетя жила в общежитии, в их комнате было семь женщин. Мне разрешили некоторое время жить в этой комнате, спала я на одной кровати с тетей...».

Читая эти воспоминания, невольно вспоминаешь фильм «Москва слезам не верит», и убеждаешься, что художественный вымысел основывается на реальных фактах советской жизни тех лет: «Вскоре я... получила место в общежитии. Подружилась с соседками. Вместе с ними ходила в кино, на танцы в Дом офицеров, гуляли по городу. С подругой Таней вместе организовывали питание... Подруги по общежитию обсуждали все новости, помогали друг другу советами, они сделали мне подарок на день рождения, который я и сейчас храню – альбом для фотографий...».

Жизнь в студенческих общежитиях была чуть более комфортабельной: «Я – студент 4 курса Московского авиационного института, живу в общежитии, комната на четверых, душ, туалет на этаже», - вспоминает С.Е. Конторов.

В 40 – 50-е годы квартиры были обставлены мебелью довоенного времени, т.к. военная ситуация в стране не способствовало развитию мебельной или любой другой промышленности. В доме находились только жизненно необходимые вещи. «В сельском доме - лавки вдоль печки и за столом» (воспоминания Александровой Н.Л.).

Приобрести новую мебель стало возможно с середины 50-х годов.

«Комната была небольшой, в ней находилась часть мебели из нашей старой квартиры (книжный шкаф, ширма, стол, кровать)» (воспоминания Аржановой К.В.).

Обстановка в домах была очень схожей: ни средств, ни желания создать оригинальный интерьер не было.

Домашняя утварь

Кастрюли, чайники, ложки - все это как-то порастерялось за время войны. «В послевоенные годы излишеств особых не было. Посуда состояла в основном из алюминиевых кастрюлей, кружек, приборов, чугунных сковородок» (воспоминания Черныш Г.Г.).

В домах, правда, сохранились и дореволюционный фарфор, и изделия из серебра, но чаще всего это были не предметы постоянного пользования, а «капитал на черный день». Если эти предметы и ставились на стол, – то в дни больших праздников.

«Промышленность, работавшая на войну, начинала поворачиваться лицом к человеку. Городские власти принимали меры по устройству жизни и быта горожан. Например, по решению пленума московского городского комитета партии в июле 1945 г. целый ряд оборонных предприятий столицы получил специальное задание по выпуску ширпотреба для населения: газовых плит, металлических кроватей, радиоприемников, радиол, мясорубок, детских велосипедов, разной посуды» (Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность, 1945-1953 / РАН. Ин-т рос. истории. - М.: РОССПЭН, 2000).

В городских, особенно ленинградских квартирах было радио, черные радиотарелки – непременный элемент жизни, а вот телефон был большой редкостью.

«Поскольку папа был крупным ученым, работал в Главной Палате мер и весов (ныне ВНИИМ им. Д. Менделеева), в 1945 году у нас был установлен телефон, которым могли пользоваться все жильцы квартиры. Он висел на стене в огромной общей прихожей, куда выходили одновременно три двери из разных комнат, стояли сундуки» (воспоминания Бойко М.А.).

Питание

Горожане больше не умирали от дистрофии, но абсолютное большинство постоянно, денно и нощно испытывало чувство голода. «Тогда были специальные талоны. Деньги без этих карточек не принимали, и талоны без денег тоже. Я тогда сначала положу карточку, мне из неё талон вырежут, и я её тут же хватаю, только потом даю деньги.

Помногу нельзя было ничего купить. Колбасу - максимум 200 г., сыр – 100 г» (воспоминания Морозовой А.А.).

Студенты питались в столовых вузов, это могло быть двух, трехразовое питание. С.Е. Конторов и М.А. Бойко отмечают, что еды по тем голодным временам было достаточно. Рацион был прост: суп и каша. М.А. Бойко вспоминает о получении по специальным талонам американских продуктов: лярда (сало) и тушенки. «В коммерческих магазинах было много разнообразных продуктов, но цены там были нам не по карману. Водку мы часто обменивали на курево, конфеты (тогда очень хотелось сладкого), т. к. на одну стипендию в 400 рублей прожить было трудно», - пишет она.

Неурожай 1946 г. усугубил ситуацию.

Осенью Совет Министров СССР принял постановление об изменении пайковых цен. Они повышались в 2-3 раза, а цены в коммерческих магазинах были несколько снижены. Эта мера ощутимо отразилась на уровне жизни средне- и низкооплачиваемых групп. Правда, снижение коммерческих цен отразилось на уровне цен колхозных рынков. Но бедным и это было не по карману. Естественно, что положение низкооплачиваемых категорий рабочих, служащих становилось катастрофическим.

Выдаваемых продуктов по карточке было явно недостаточно. На рабочую карточку получали в день 700 граммов хлеба, на карточку служащего – 500 граммов, на иждивенческую и детскую – по 300 граммов. На «черном» рынке хлеба было вдоволь, но он продавался по 25-30 руб. килограмм. «Помню, как подолгу стояла в очереди за хлебом, за керосином. Осенью были отменены продовольственные карточки, проведена денежная реформа. Жизнь шла своим чередом. Было трудно, но у людей была только одна мечта, чтобы не было войны» (воспоминания Кириллиной Э.И.).

Вместе с тем с конца ноября – начала декабря по городу поползли слухи о грядущей денежной реформе, отмене карточек.

14 декабря в 18 часов радио оповестило о состоявшемся решении Правительства по поводу отмены карточной системы и проведении денежной реформы.

«После отмены карточек (1947 г.) в магазинах было изобилие, но не было денег»

Так вспоминают наши респонденты. Многие из них называют ее, вспоминают переживания о том, как она будет происходить, о слухах, которые распространялись, о проблемах с продовольствием, которые сохранились после ее проведения. С.Е. Конторов делится впечатлениями о том, как они, студенты, реагировали на реформу: «Конец 1947 г. Давно худят слухи о денежной реформе. Говорят, что вклады в сберкассах до какого-то предела обменяют 1:1, большие суммы – 1:5, наличные – 1:10. Имеющие деньги скупают все, что можно, но мы, нищие студенты, спокойны, хотя какие-то минимальные деньги в карманах есть. Мне помогают родители, многие подрабатывают, а моему сокурснику Васе Звездину шлют картошку из Подмосковья. Во всяком случае, я не помню, чтобы кто-нибудь из студентов вынужден был бросить учебу.

Итак, вечер 14 или 15 ноября 1947 г. Мы (я и двое приятелей) собрались в театр Советской армии.

На подходе к театру слышим из уличных репродукторов - постановление о реформе. О театре забываем, хватаем машину и мчимся в ресторан в гостинице «Москва» (напрасно Лужков ее снес). Очень хорошо посидели, купили по пачке папирос, и довольные без копейки ушли домой.

А на следующий день кооперативная торговля и в гастроному в той же «Москве. СТРАШНЫЙ ВЫБОР ПРОДУКТОВ...».

Самым большим спросом пользовался хлеб. «Его продажа по тем же 14 городам 26 февраля составила почти 134 тонны, тогда как за первую половину февраля в среднем за день продавалось 46 тонн. В некоторых городах у магазинов, торгующих хлебом, выстроились огромные - по 300-500 человек - очереди» (Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность, 1945-1953 / РАН. Ин-т рос. истории. - М.: РОССПЭН, 2000).

Материально было очень тяжело. «За отца, не знаю, почему не за мать, мне платили 170 руб., но это было очень мало, если учесть, что женщина в среднем получала 600 руб» (воспоминания Морозовой А.А.).

Рацион питания не отличался разнообразием: ели обычно молоко и картофель.

«В дефиците были мясо, кура, фрукты, колбаса» (воспоминания Александровой Н.Л.), сыры.

Люди, пережившие войну, вспоминают, что во время войны и после ее окончания очень хотели сладкого. Н.Л. Александрова, Г.Г. Черныш, А.А. Морозова, которые были детьми, единодушно вспоминают о том, что в детстве очень хотелось конфет. «Конфеты очень любила. Тогда появилось очень много пивных и закусочных, так в некоторых как раз конфеты и продавались. А прилавки были почти на полу, вот и садилась на корточки и смотрела. Я была вообще хулиганка, так мне дадут на хлеб денег, а я только половину куплю, на остальное - конфет. За это, конечно, доставалось сильно. Но какие конфеты были вкусные, сейчас таких нет» (воспоминания Морозовой А.А.).

Фрукты, лакомства были практически недоступны, только отдельным семьям, имевшим стабильный доход и одного ребенка, удавалось баловать своих детей.

Как вспоминает Г.Г. Черныш: «Самыми любимыми лакомствами были конфеты, печенье, коржи. Дефицитом в Кирове были фрукты, но каждый день мне доставалась хотя бы половинка яблока».

Особенно сложным, порой трагическим, было положение жителей деревень.

Е.Ю. Зубкова в своем исследовании подробно анализирует проблемы послевоенного села, выделяя основные факторы, сказавшиеся на ухудшении жизни сельского населения: сокращение посевных площадей, снижение урожайности, ухудшение обработки земли, падения культуры агротехники, отсутствие техники, даже лошадей. Основную часть трудоспособного населения деревни составляли женщины - именно им пришлось выполнять все тяжелые полевые работы, порой впрягаясь в соху или борону вместо лошади. Мы не можем провести серьезного исследования жизни послевоенной деревни, но воспоминания Н.П. Павловой дополняют эту картину: «Послевоенная жизнь была очень тяжелой, нечего было есть, нечего было надеть. Летом, конечно, было легче: ягоды, овощи, грибы, яблоки, а ходить можно босиком. Какой радостью было весной найти при перекопке огорода мерзлую картофелину, казалось, слаще ничего нет! Осенью иногда отправлялись на колхозное поле и, хотя было очень страшно, собирали колоски, оставшиеся после уборки снопов ржи и ячменя».

Одежда и обувь. Мода

Мода как таковая в нашей стране практически не развивалась из-за тотального дефицита материалов, тем более что вся промышленность работала «на войну» и ее перестройка на нужды простого потребителя осуществлялась на протяжении почти десяти лет, до конца 50-х годов. Человеческая память очень избирательна, не все сохраняется в ней, тем более интересно рассмотреть фотографии послевоенных лет, а иногда и сами вещи – ватник, дамскую сумочку.

М.А.Бойко и К.В. Аржанова удивительным образом помнят многие вещи из своего гардероба, подробно их описывают, связано это с тем, что каждая приобретение каждой вещи было событием и использовали их очень долго, порой десятилетиями, ведь главным были не модный фасон, а наличие самой вещи. Люди одевались очень скромно,

взрослые и дети донашивали военную форму, для детей гимнастерки, кители, брюки перешивали, когда взрослые могли приобрести новую одежду.

Женская и мужская одежда в основном сохранили довоенные силуэты. Двубортные и однобортные мужские костюмы полуприлегающей классической формы с широкими брюками с манжетами шьются из однотонных и в полоску тканей. Дополняются галстуками, как правило, в полоску. Для женщин были традиционны жакеты с юбками, к которым подбирались блузы, платья носили мало. Платья и костюмы были строгого кроя. Характерной деталью и мужской, и женской одежды были большие подкладные плечи, именуемые в среде портных «котлетами». Силуэт этого времени формировался из жестких фигур – прямоугольника при конструировании пальто, квадрата в костюме, и двух, повернутых вершинами друг к другу, треугольников в женском платье. Длина юбки – до колен.

Лишь в начале 50-х женственность в одежде снова стала актуальной.

Нарядные платья, например, были с пышными рукавами-«фонариками», длина юбки опустилась ниже колен и расклешилась «солнцем».

«Проблему обеспечения населения одеждой частично удавалось решать и за счет гуманитарной помощи, поступающей главным образом из США и Великобритании» (Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность, 1945-1953 / РАН. Ин-т рос. истории. - М.: РОССПЭН, 2000), а также за счет привозимой и присылаемой одежды и обуви из Германии.

М. А. Бойко вспоминает: «долгое время одежду и обувь трудно было купить,

до 1947 года выдавали одежду по карточкам или распределяли на предприятиях,

так я получила отрез на шерстяное платье, несколько маек, «американскую помощь»: зимнее пальто с меховым воротником, из крепдешиновой подкладки которого я позже сшила еще и платье, темно-серую юбку со складками.

Очень долго я носила короткие ботинки из очень грубой кожи со шнуровкой и на хорошей толстой подметке, выданные в 1945 году в Академии. Зимой я надевала их с толстыми шерстяными носками.

Родственники и друзья, находившиеся в Германии в первые послевоенные годы, присылали (…) отрезы тканей, одежду. Посылки в Ленинград не ограничивали по весу, а вот письма военная цензура принимала не более четырех страниц. Вспоминается присланный мне удивительно красивый, сливового цвета, шелковистый материал – штапель, дотоле неизвестный мне. Из него я сшила летнее платье». Темно-синее платье с кружевным воротником, привезенное папой из Германии, вспоминает Аржанова К.В.

Следует отметить, что вспоминая одежду первых послевоенных лет, описывая ее по фотографиям, респонденты отмечают не название материала, а его тип и цвет: одежда темных цветов из простых мнущихся тканей, синяя шерстяная кофточка с застежкой-молнией, белая блузка с отложным воротником, шерстяное плиссированное платье цвета морской волны. Названия тканей: штапель, габардин, кашемир, крепдешин, бостон, бархат – встречаются уже при описании одежды 50-х годов, когда появляется «выходная» одежда, специально пошитая для походов в театр, гости. «В 50-е годы повседневную легкую одежду я шила сама: крепдешиновые платья, юбки солнце-клеш или у знакомой, которая была отличной портнихой и следила за модой. Запомнилось платье из тонкой темно оранжевой шерсти, отделанное полосатым бархатом», - вспоминает М.А. Бойко. Еще одна важная деталь:

одежду главным образом шили и перешивали, а не покупали, шили сами, реже у портних, в ателье – так было экономнее. Швейная машинка – важный предмет в доме каждой женщины.

«Теплой обуви у жителей города не было. Валенки в городских условиях не использовались», - считают исследователи. Однако М.А. Бойко вспоминает, что «многие ходили в валенках с галошами, затем появились валенки с литой резиновой подошвой – такие были и у меня».

«Летом на базаре можно было купить очень популярные парусиновые белые туфли. Когда они пачкались, их мыли мылом и чистили зубным порошком.

Барахолка располагалась на Обводном канале и купля-продажа была особенно активной в субботу и воскресенье. Ходовыми товарами были одежда и обувь. Их продавали или обменивали. Распространена была фраза: «Стоит 150, Как отдать- 100» (цифры конечно были разные, главное что можно было торговаться). Иногда мы продавали собственные поношенные вещи. Можно было купить и новые вещи, считалось, что их завозили моряки». О покупке (обмене) вещей на барахолке вспоминают многие ленинградцы, да это и понятно – новые вещи производились в небольших количествах, да и стоили крайне дорого. М.А. Бойко вспоминает, что при обмене на продукты разменной монетой служили бутылки с водкой.

Таким образом, 40-е – начало 50-х – это время, когда люди просто не могли следить за модой, продумывать свой гардероб:

одежда и обувь носились подолгу, передавались из поколения в поколения;

одежду, в основном, шили или покупали на барахолке, а не приобретали в магазинах;

обувь чинили, если она снашивалась, одежду штопали, зашивали, лицевали, перешивали;

предприятия легкой промышленности крайне медленно «поворачивались лицом к потребителю»;

отсутствовали советские журналы мод, а иностранные издания, скорее всего, были доступны немногим из-за «железного занавеса», борьбы с космополитизмом.

Сколько изобретательны, практичны, сметливы были советские женщины, умея в этих непростых условиях непросто выглядеть опрятно, но и одеваться, по возможности, со вкусом, используя фантазию, какие-то простейшие аксессуары (бусы, шарфики, заколки).

Рассматривая фотографии тех лет, не устаешь поражаться этим красивым лицам, полным чувства собственного достоинства, какой-то особой одухотворенностью, верой в светлое будущее. А ведь мы знаем теперь, как им жилось.

Текст подготовила Виктория Календарова

Сама жизнь, забота о настоящем и будущем России, ее народов с особой остротой поставили перед обществом, наукой проблемы демографии, изучения системы воспроизводства населения на разных, далеких и близких, этапах исторического пути страны. Статистики, демографы, политологи, обществоведы многих других специально-стей активно включились и участвуют в этой работе, значимость ко-торой трудно переоценить. 1

Значительно продвинулась вперед историческая демография, ко-торая обогатила не только историческую науку, но и смежные с нею дисциплины рядом крупных исследований, которые открывают воз-можность изучения долговременных процессов, определяющих век-тор воспроизводства населения в России, СССР, РСФСР и РФ. 2

Ширится фронт работ, посвященных исследованию демографи-ческих процессов в отдельных регионах. Помимо отмеченных выше трудов о населении Москвы и Сибири, активно работают в упомя-нутой области санкт-петербургские демографы и историки. 3

Итоги войны, нового раздела Европы привели к серьезным из-менениям в геополитическом, геоэкономическом положении Ле-нинграда. Неизмеримо возросла роль Москвы как одного из цент-ров формировавшегося в послевоенные годы биполярного мира. Сверхцентрализованная экономическая и политическая система многократно усиливала функции столицы в жизни государства и страны. Другие крупные центры, в том числе и Ленинград, оттес-нялись на второй план.

Из приграничного города, крупнейшей военно-морской базы на Балтике он превращался в тыловой город, второстепенную военно-морскую гавань. Из «окна в Европу» — одного из немногих пунктов транзитной торговли, связующих СССР с Западом, Ленинград ста-новился далеко не самым удобным узлом сухопутных и морских ком-муникаций. Они естественно смещались в более удобные для круг-логодичной навигации порты Прибалтики, Причерноморья, в пун-кты железнодорожных связей, обеспечивающих быстро растущую торговлю внутри формирующегося социалистического лагеря. Что касается функций центра человеческих, информационных связей с западным миром, которые были присущи дореволюционному Пе-тербургу, то они были в значительной мере утрачены еще раньше. Разгоравшаяся «холодная война» поставила на их остатках жирный крест. Эти объективные перемены во многом определяли послево-енную судьбу города, его экономики, оказывали влияние на науку, культуру и, разумеется, жителей.

Война, блокада катастрофически сказались на населении, его демографических и иных характеристиках. Из 3119 тыс. жителей, учтенных переписью 1939 г. в пределах собственно города, и 3401 тыс. с пригородами, подчиненными Ленсовету, к середине 1943 г. оста-валось лишь приблизительно 600 тыс., а на 1 января 1944 г. — даже 546 тыс. 4

После прорыва блокады и особенно ее окончательного снятия число обитателей города начало быстро возрастать. В 1944 г. сред-негодовая численность населения достигла 707,4 тыс., а во второй половине 1945 г. составила 1 240 тыс. (36,6% довоенной). 5 В приго-родах, находившихся в оккупации (Петродворец, Пушкин), чис-ленность жителей сократилась значительно заметнее, нежели в Колпине, Кронштадте. 6

По составу ленинградцы сорок пятого года были в основном вче-рашними блокадниками, работниками первых реэвакуированных предприятий и учреждений, уволенными в запас солдатами и офи-церами начального этапа массовой демобилизации, инвалидами вой-ны — т. е. преимущественно коренными ленинградцами. Вторую группу составлял контингент, прибывший из других регионов на бе-рега Невы в 1943—1945 гг. в порядке трудмобилизаций.

Но многим и многим ленинградцам уже не суждено было воз-вратиться и вкусить радость победы, участвовать в возрождении род-ного города. Установить даже приблизительно общую численность данной категории чрезвычайно сложно. Однако, для понимания грядущих судеб города, его экономики, культуры, характера и осо-бенностей преемственности и воспроизводства поколений, сохра-нения менталитета и всего того, что называется питерским, ленин-градским, необходимо. Это важно и для изучения специфики со-циально-экономических процессов.

Рассмотрим один из возможных вариантов расчетов общих де-мографических потерь Ленинграда в годы войны и, следовательно, постараемся определить человеческие ресурсы, которыми распола-гал город после ее завершения.

В последний мирный 1939-й год в Ленинграде, как уже упоми-налось, проживало 3119 тыс., а с городами и рабочими поселками, подчиненными городскому Совету, 3401 тыс. (по другим сведени-ям 3015 тыс. и 3321 тыс.). 7

После начала войны и до конца августа 1941 г. из города было эвакуировано 488,7 тыс. Далеко не все из них были ленинградцами. Большую категорию составляли беженцы из Прибалтики и других районов, которые устремились к берегам Невы в первые недели вой-ны в поисках спасения. Приблизительно 85 тысяч остались в заня-тых немцами пригородах. С сентября 1941 г. (после установления блокады) и до конца 1942 г. водой, воздухом, по льду Ладоги удалось отправить на Большую землю (по подсчетам специалистов и свиде-тельству источников) 871180 ленинградцев. 8 Таким образом, общая численность эвакуированных горожан составляла 1359,9 тыс.

После многих лет споров, изысканий большинство историков от-казалось от цифр, оценивавших число жертв блокады в 1—1,2 млн. и даже 2 млн. человек. Возобладала оценка, согласно которой количе-ство погибших в блокаду колеблется в пределах 700—800 тыс. 9 Кро-ме того, в 1941 г. (до установления блокады) ушло из жизни есте-ственным путем минимум 40—50 тыс.; в 1944 г. (т. е. после снятия блокады) — 12,5 тыс. 10

Стало быть, общая численность погибшего, умершего населения в годы войны может быть определена в 750—860 тысяч.

Существует и иная методика подсчета смертности в городе в 1941, 1942, 1943 и 1944 гг. По сведениям городского статуправления, сред-несуточно в 1941 г. в Ленинграде умирало 318 человек или за год 116070 человек; в 1942 г., соответственно 1406 человек и 500536 за год; в 1943 г. — 60 человек и 21900; в 1944 г. умерло 12500. За четыре года войны, включая блокаду, ушло из жизни, по этим данным, 651006 ленинградцев. 11 Тогда нижний порог с 750 тыс. снижается примерно до 650 тысяч.

Чтобы определить масштабы смертности среди эвакуированных, надо обладать, как минимум, средними данными о смертности в СССР в военные годы. По сведениям, приведенным в монографии В. А. Исупова «Демографические катастрофы и кризисы в России в первой половине XX века», коэффициент смертности тылового на-селения РСФСР колебался от 27,7 на тысячу населения в 1942 г. до 16,5 в 1943 г. Средний же коэффициент за годы войны равнялся 18,35. В районах Урала и Сибири, куда были эвакуированы многие ленин-градские заводы, средний коэффициент равнялся соответственно 18,9 и 17,7 на тысячу жителей. 12 Естественно, что условия жизни эва-куированных, и особенно смертность в период эвакуации были по-вышенными. Поэтому остановимся на среднем коэффициенте смерт-ности в 1942-1943 гг. — 22,1 на тысячу эвакуированных (из 1359,9 тыс.). Тогда цифра умерших в эвакуации составит 30,1 тыс. в год. За три года (1942, 1943 и 1944) — 90,3 тыс. Однако, полученные приблизи-тельные данные все же, вероятно, несколько преуменьшают реаль-ную цифру, ибо в их основе лежат сведения о состоянии общей смер-тности в тыловых районах.

Все источники однозначно подчеркивают, что смертность среди эвакуируемого населения Ленинграда была чрезвычайно высокой, прежде всего в дороге и в первые месяцы по прибытии на новые места жительства. Достаточно сказать, что только на одном направ-лении эвакуации — на территории Вологодской и Ярославской об-ластей (по данным специального исследования) умерло около 20 тыс. ленинградцев. 13 Фактический ареал эвакуации был много шире. Это и Урал, и Сибирь, и Средняя Азия, и Казахстан. Так что в целом смертность в местах эвакуации и в дороге ориентировочно унесла жизни не менее 120-160 тыс. человек.

Еще одной самостоятельной категорией были потери среди воен-нослужащих и лиц, сражавшихся с врагом в народном ополчении, в рядах партизан. В воинском мартирологе, опубликованном в 18 томе «Книги памяти защитников Ленинграда» содержатся имена 265967 ленинградцев, погибших на фронтах Великой Отечественной войны и войны с японскими милитаристами — чуть менее половины моби-лизованных горожан. Среди них 116624 погибли в боях, 111387 про-пали без вести, 36308 умерли от ран и болезней и 1648 сгинули в плену. 14 Назвать эти цифры исчерпывающими едва ли возможно. Так что общие потери на фронтах, в партизанском тылу можно было бы определить в 266—300 тыс. человек.

Таким образом, за годы войны умерло естественной смертью в городе, в эвакуации, погибло в блокаде, на фронтах приблизитель-но: от 650 до 800 тыс. (в блокаде) + 40—50 тыс. (в 1941 г.) + 12,5 тыс. (в 1944 г.) + 120—160 тыс. (за три года эвакуации) + 266—300 тыс. (на фронтах). Итого 1088,5 тыс. — 1322,5 тыс.

Далеко не все ленинградцы возвратились из эвакуации. Часть кадровых работников предприятий была оставлена на местах нового базирования и составила основной костяк коллективов заводов, про-должавших работу на Урале, в Сибири и других регионах. Часть про-сто ассимилировалась по разным обстоятельствам. Как минимум, судя по отрывочным сведениям отдельных заводов, эта категория составила 3—5 %. Если исходить из нее, то упомянутый контингент может быть примерно оценен в 40—80 тыс. человек.

И, наконец, последняя группа — военные, которых разбросала война и условия воинской службы и которые не смогли после войны вернуться в Ленинград. Здесь пока никаких сведений о численности мы не выявили. Ориентировочно 2—3 процента от числа мобилизо-ванных (примерно 600 тыс.): 12—18 тысяч. Итого, категория 15 не воз-вратившихся в город приблизительно составит 52—98 тысяч.

В общей сложности, таким образом, в Ленинград не вернулось ори-ентировочно 1,2—1,4 млн. его довоенных жителей, т. е. от 40 до 47 %. И это притом, что в 1941—1944 гг. родилось 115,9 тыс., т. е. в 10—12 раз меньше, нежели ушло из жизни!

По другим расчетам, учитывающим данные о миграции населе-ния, а также потери РККА, экстраполируемые на число призывников—ленинградцев, потери могли составить 27—36 %. 16

Таким образом, по самым приблизительным подсчетам в Ленин-град после войны не вернулось от 27 до 47 % довоенного состава жителей города. Разброс велик. Но он лишний раз демонстрирует начальный этап разработки вопроса.

Когда в результате катаклизма уходит в Лету, покидает город в короткий срок значительный пласт жителей, это отражается не толь-ко на демографическом состоянии, механизме воспроизводства населения. Нарушается естественный процесс передачи от поколения к поколению неповторимого образа жизни, стиля поведения, куль-турного стереотипа — всего того, что именовалось и именуется «пи-терским», «ленинградским». Памятники культуры остаются. Они мо-гут быть восстановлены. Но носитель культуры — человек, личность, значительная часть поколения воссозданы быть не могут. Даже с по-мощью клонирования. Таким образом, война и блокада не просто сопровождались огромными человеческими жертвами, невосполни-мым генетическим ущербом. Был нарушен естественный механизм духовного, культурного воспроизводства.

Если общие демографические потери горожан (как и в целом по стране) не привлекали особого внимания власть имущих в те годы, то численность жителей, оказавшихся не по своей вине в оккупации и уже в силу этого вызывавших подозрение в лояльности, учитыва-лись особой строкой. В 1945 г. среди жителей города эта категория насчитывала 14234 человека (1,1 %). 17

Одной из характерных черт демографической обстановки в го-роде в послевоенные годы были широкие масштабы миграционных процессов. Последние характеризовали еще довоенный Ленинград, когда в город ежегодно прибывало и выезжало из него около полу-миллиона человек. Теперь масштабы миграции еще более расши-рились. Общую их динамику за 1944—1960 гг. раскрывает нижесле-дующая таблица сальдо миграции: 18

Таблица № 1.

	Сальдо миграции		Сальдо миграции

Приводимые сведения позволяют выделить пять периодов: первый 1944-1946 гг. Он характеризовался масштабной миграцией. За три года сальдо миграции составило 1294217 человек. В том числе за два после-дних года 899340. Пиком стал 1945 год, когда положительное саль-до достигло 571696 человек. Несомненно, в это число входили и реэвакуированные и уволенные в запас фронтовики, и мигранты, направляемые в город из других регионов. Точно определить долю каждой категории пока не представляется возможным. Однако, го-довая итоговая статистическая сводка за 1945 г. констатирует, что прибытие «шло в основном за счет возвращения из РККА и реэва-куации». 19 Город напоминал огромный табор. В последующем же доля названных категорий стала снижаться, хотя и в них коренные ленинградцы все-таки составляли заметную группу. Тем не менее, цифры сальдо миграции, приводимые в таблице, не полностью ха-рактеризуют масштабы огромного движения населения. Достаточ-но сказать, что за один 1945 г. в Ленинград прибыло и выбыло в общей сложности 719014 человек. 20 В 1947 и 1948 гг. миграцион-ный прирост, хотя и заметно снижается, но носит еще характер огромного потока людей, переживших страшные потрясения и воз-вращающихся к родным очагам, просто ищущих нового места в жизни после перенесенных потрясений.

И только с конца 40-х г. миграция принимает иной характер. Она начинает в первую очередь удовлетворять текущие потребности народного хозяйства, растущей системы образования, отражает ко-лебания в экономической политике. Наступает новый этап. Поло-жительное сальдо миграции по годам колеблется, но в 1949-1954 гг. не превышает 30-40 тыс. в год. Исключение составляет лишь 1953 г. (93931 человек). Объясняется это не внутригородскими причинами, а начавшимся первым после войны массовым сокращением Воору-женных Сил и, по-видимому, амнистией. Среди мигрантов вновь заметное место занимают уволенные в запас офицеры, возвратив-шиеся в родной город. Часть их прибывала и в следующем 1954 г., что вновь отразилось на количестве прибывших.

Новый — третий цикл, наметился в 1955 г. Масштабы миграции начали заметно падать: в 1956 г. 6119 человек, в 1957 г. баланс стал даже отрицательным. В 1958 г. кривая миграции вновь полезла вверх, но размер ее все-таки оказался невелик. Связан этот «излом» с попыткой смены экономического курса в масштабах города мето-дом команды «поворот все вдруг». Перед Ленинградом после XX съез-да КПСС высшими партийными и государственными органами была поставлена задача увеличения производства без привлечения новой рабочей силы, т. е. путем резкой интенсификации, наращи-вания производительности труда. 21 Однако, ни промышленность, ни тем более городское хозяйство готовы к этому не были. Поэтому пришлось возвращаться к традиционному источнику — экстенсив-ным элементам развития, а задачи интенсификации решать шаг за шагом и постепенно.

В 1959 и в 1960 гг. миграционный поток вновь начал набирать силу: с 20294 человек до 48724, т. е. за два года (по сравнению с 1958 г.) вырос почти в 8 раз. В то время как до войны, большую часть мигран-тов составляли сельские жители (75,2 % в 1940 г.), в начале 50-х гг. среди них уже преобладали горожане (1954 г. — 51,5 %, в 1955 г. — 53,3 %). 22 В основном эти люди прибывали из Ленинградской, Кали-нинской, Новгородской, Псковской, Ярославской областей.

При всей масштабности миграционных процессов Ленинград по национальному составу оставался русским. На их долю приходилось, по данным переписи 1959 г., 88,9 % жителей. Второе место принад-лежало евреям — 5 %, третье — украинцам — 2 %. 23 И в дальнейшем удельный вес русского населения неизменно увеличивался.

Среди мигрантов доминировала молодежь. Многие приезжали для поступления в учебные заведения. Значительную часть составляли молодые люди, направляемые на предприятия, в городское хозяй-ство. Заметное место в 40-е и начале 50-х гг. принадлежало девуш-кам и женщинам, нанимавшимся домработницами. В те годы это был один из возможных каналов бегства из колхозов, своеобразное промежуточное звено между колхозом и предприятием. 24 Что каса-ется лиц, покидавших город, то в первые годы они выезжали пре-имущественно в места, где жили ранее. Позже же, во второй полови-не 50-х гг., основная часть переезжала в Москву, а также на Урал и в Сибирь, т. е. на ударные стройки. 25

Всего за 1946—1950 гг. население Ленинграда за счет механическо-го прироста увеличилось на 528,3 тыс. За то же время в городе роди-лось живыми 145,8 тыс. За последующие пять лет прибыло 249,7 тыс., а родилось — 131,9 тыс. 26 Высокая рождаемость наблюдалась в Ле-нинграде лишь в 1944 и в 1945 гг. 27

Таблица № 2.

Численность, рождаемость и смертность населения Ленинграда (без городов и поселков, подчиненных Ленгорсовету). 28

	Численность населения на начало года, тысяч	Родилось			На 1000 жит.

В 1944 г. появилось на свет 23,5 тыс. при населении 707,4 тыс. (в сред-нем за год) и в 1945 г., как это видно из таблицы, 45,2 тыс. 29 при населе-нии 1240 тыс. (к середине года), т. е. соответственно 33,2 и 38,2 на каж-дую 1000 жителей. В 1946 г. родилось 63,1 тыс., в 1947 г. — 59,9 тыс. 30 Это был пик. Такая повышенная рождаемость, по определению специ- алистов-демографов, носила компенсаторный характер. После пер-вой мировой войны наблюдалось подобное же явление, но менее ярко выраженное. Показатель рождаемости 38,2 на 1000 жителей был одним из самых высоких в истории города в XX в. Среди новорожденных преобладали мальчики. 31 В последующие пять труднейших лет рождае-мость снизилась более чем вдвое—до 15,5 на 1000 населения. Она снижа-лась постепенно: в 1948 г. до 46,8 тыс., 1949 г. — 47,6 тыс. (21,2, 18,5 на 100 населения). 32 С 1951 г. по 1955 г. рождаемость почти стабилизирова-лась, составив в 1955 г. 14,8 на 1000 ленинградцев. С 1956 г. по 1960 г. вновь произошло понижение: до 13,6—13,0 (в 1959 г.), однако, объяс-нить этот спад ухудшением жизненных условий невозможно. Демогра-фы того времени, констатируя падение рождаемости, пытались свя-зать его с увеличением абортов. Действительно, рост абортов был налицо. В 1940 г. — 42,4 тыс., в 1950 г. — 44,7 тыс., в 1955 г. — 76,9 тыс., в 1956 г. — 130,3 тыс., 1957 г. — 138,9 тыс., 1959 г. — 159,4 тыс., 1960 г. — 167,0 тыс. 33 В 1959 г., как указано выше, было зарегистрировано 159,4 тыс. абортов, а в 1964 г. — 171119. В этом же году учли 43,2 тыс. родов. В об-щей сложности условно было зарегистрировано 214,4 тыс. беременно-стей. Из них только у 20,1% женщин родились дети. 34

Аборты в СССР были запрещены в 1936 г. Влияние этой меры на состояние рождаемости в Ленинграде оказалось заметным, но сравни-тельно недолговечным. К тому же аборты нередко делались в обход за-кона, но не учитывались. В 1955 г. Указом Президиума Верховного Со-вета СССР от 23 ноября запрещение абортов было отменено. В 1957 г. упразднили налог на холостяков и малодетные семьи. Это, безусловно, повлияло на цифры, учитываемые статистикой. На реальной рождае-мости подобные меры, вероятно, сказались значительно меньше. При-водимые в таблице данные — 15,2 на 1000 населения в 1955 г., 13,9 в 1956 г. и 13,8 в 1957 г. частично отражают воздействие таких мер на рождаемость. Они лишь замедляли падение. После понижения в 1955— 1956 гг. на 1,3 пункта наступил период относительной стабильности: с 1956 г. по 1960 г. рождаемость то несколько повышалась, то понижа-лась. Общее сокращение составило 0,5 пункта. После 1960 г. и до 1965 г. произошел новый заметный спад более чем на два пункта.

В целом же такая тенденция отражала влияние целого комплекса факторов — от перемен в основной ячейке общества — семье, демо-графическом поведении населения, до влияния на воспроизводствен-ные процессы социальных, политических, идеологических, психо-логических факторов. Это и образование родителей, и обеспечен-ность детскими учреждениями, и удовлетворенность материальными условиями жизни, и военная опасность и пр.

«Когда я выполнял на фронте ответственные задания, я мыслен-но видел перед собой будущую мирную жизнь <...>, но эти дни оста-лись позади. Тогда нам обещали много, а сейчас забыли. Теперь мы не нужны, ибо опасность не грозит <...>». «Вот уже шесть лет, как мы отказываем себе в самом необходимом <...>. Недоедают не толь-ко взрослые, но и дети». 35 Это лишь малая часть настроений ленин-градцев, фиксируемых в политических сводках МГБ, райкомов. Ес-тественно, что они не могли не сказываться на сознательно плани-руемом составе семьи. Именно последнее становилось все более важным фактором демографического роста.

Сопоставление рождаемости в Ленинграде в начале второй поло-вины 50-х гг. с рождаемостью в других городах показывает, что более низкие показатели имели лишь три крупных города — Москва (14,5 на 1000 жителей), Харьков (15,1) и Одесса (13,6). В других городах аналогичный показатель оказывался заметно более высоким: Киев — 16,1; Горький — 20,2: Тбилиси — 20,2; Омск — 26,9; Баку — 28,9. Это положение продолжало сохраняться и в последующие годы. 36

Что касается смертности, то после блокадной катастрофы, когда ее показатель на 1000 жителей достигал ориентировочно 389,8 (по другим данным — 332,4 37), положение в 1944 и в 1945 гг. быстро нормализова-лось. В 1939 г. в городе уходило из жизни 14,9 на каждую 1000 жителей, в 1945 г. — 14,9; в 1950 г. — 8,1; в 1955 г. — 6,4. И лить в первой полови-не 60-х гг. обозначилась новая тенденция: в 1959 г. — 7,0; в 1960 г. — 6,9; в 1965 г. — 7,8; в 1966 г. — 8,2. Такая динамика смертности совпада-ла с общесоюзной. Однако, конкретные погодные показатели в Ленин-граде в 50-е гг. были ниже. Вероятно, сказывался общий более высо-кий уровень медицинского обслуживания. По мере же выравнивания последнего соотношение менялось не в пользу города на Неве.

Следует обратить внимание еще на одну особенность — струк-туру смертности. В 1950 г. среди умерших 18,9 % приходилось на детей в возрасте до 1 года. 8,9 % на детей и молодежь от 1 до 19 лет, 41,8% — на жителей от 20 до 59 лет и 30,4 % на ленинградцев старших возрастов. В 1959 г. младенческая смертность резко снизи-лась и составляла лишь 4,5 %, детей и молодежи — 2,9 %, рабочих возрастов — 39,7 %. Свыше половины умерших (52,9 %) падало на долю людей в 60 лет и старше. 38 Цифры, таким образом, свиде-тельствуют, что возрастная структура смертности шаг за шагом при-ближалась к естественным границам.

Как отмечалось выше, рождаемость в Ленинграде в первые годы после кратковременного взлета сокращалась постепенно. Смертность же падала гораздо быстрее. Именно это и обеспечивало относительную устойчивость показателей естественного прироста населения, плавный и постепенный вектор его снижения в 50-е годы. (см. таблицу № 2). С + 20,6 на 1000 населения прирост сократился к 1950 г. до +9,3, т. е. весьма заметно. В последующее пятилетие он колебался незначитель-но, удерживаясь в основном на этом уровне. В 1956—1960 гг. произош-ло вновь небольшое падение — до +6,9, + 6,4 которое достигло мини-мума в 1965 г. + 3,4. Резкий спад первой половины 60-х гг. объясняется влиянием демографического «эха войны»: малочисленное поколение военного времени достигло воспроизводственного возраста.

Скромные, постоянно падающие показатели естественного при-роста, как уже отмечалось выше, отодвигали его на второе место в качестве источника увеличения населения города. На первом плане все послевоенные годы находился механический прирост — мигра-ция преимущественно из близлежащих областей.

Ростом численности населения в известной степени власти уп-равляли с помощью механизма прописки, введенного в 1932 г. Но этот механизм не был самодовлеющим. В свою очередь, на него оказывали влияние потребности народного хозяйства, в первую очередь в те годы потребности промышленности в рабочей силе. Требования хозяй-ственников, стремившихся, во что бы то ни стало выполнить плановые задания, не утруждая себя рискованными опытами, связанными с инновациями, крупными капиталовложениями (которых и без того недоставало), толкали их на экстенсивный путь привлечения дополнительной рабочей силы. Просьбы, адресованные партийным органам, о получении все новых и новых лимитов на прописку сыпались как из рога изобилия. И лишь в годы массовых сокращений Воору-женных Сил привычный механизм переставал действовать.

Рост населения Ленинграда в 40-е гг., хотя и шел довольно высо-кими темпами (на 2,4 раза за 1945-1950 гг.), тем не менее, числен-ность горожан по состоянию на 1950 г. составляла лишь 87 % дово-енного. Этот показатель, как отмечалось выше, заметно отставал от многих крупных городов СССР, которые к тому времени далеко пе-решагнули довоенный рубеж. За шесть последующих лет — с 1950 по 1955 гг. увеличение составило 23,9 %; за 1955-1960 гг. — 4,8 % и в 1960-1965 гг. — 10,3 % (см. табл. 2). Довоенная численность жите-лей (с городами и поселками, подчиненными Ленгорсовету) была достигнута лишь на рубеже 1959-1960 гг. Собственно же в городе — и того позже — в 1962-1963 гг. 39 В 1965 г. число жителей Ленинграда составило 3641 тыс. человек (107,5 % от уровня 1939 г.).

И все же такая весьма скромная по тем временам цифра превы-шала наметки Генерального плана развития города. А это, в свою очередь, вело к постоянному отставанию всей городской инфраструк-туры от растущих потребностей ленинградцев, воспроизводило дис-пропорции, обостряло социальную обстановку в городе.

Потомственные горожане — уроженцы Ленинграда, лица, дол-гие годы проживавшие в городе, при подобном механизме воспроиз-водства населения не составляли преобладающего контингента, что затрудняло и без того нарушенный войной, блокадой процесс пре-емственности поколений.

Именно эти отклонения отражали влияние устойчивых тенден-ций в репродуктивном поведении, в семейных отношениях — фун-даментальных основах демографического воспроизводства.

В годы блокады брачность в Ленинграде резко понизилась. Но уже с 1943 г. начался крутой подъем и в 1944—1946 гг. она превысила дово-енный уровень. Одновременно частота разводов сократилась. В 1944 г. в связи с введением нового законодательства, затруднявшего процеду-ру разводов, последние на первых порах сократились. Однако в после-дующем возобновился их медленный рост. И все же в первой полови-не 1946 г. частота разводов (в расчете на год) была, по свидетельству медицинских работников, в 8 раз ниже, нежели в 1938—1939 гг. (3,5 на 1000 жителей в 1940 г.). За 1945 г. по 19 ЗАГСам (в городе и пригородах) было заключено 32163 брака и зарегистрировано 434 развода. На сле-дующий год было заключено 36,3 тыс. браков и оформлено 540 разво-дов (т. е. приблизительно 25,9 и 0,35 на 1000 жителей.). В 1950 г.— бра-ков 36,3 тыс., разводов 4,2 тыс.(15,8 и 1,8 на 1000 населения); в 1960 г. браков — 46,5 тыс., разводов — 10,3 тыс., т. е. 13,7 и 3,0. В 1965 г. соот-ветственно 10,3 тыс. браков и 3,1 тыс. разводов. 40 На каждую тысячу заключенных браков в 1920 г. приходилось 6,7 разводов, в 1939 г. — 182, в 1942 г. — 219, в 1945 г. — 12, в 1946 г. — 25, в 1950 г. — 11,1. в 1955 г. — 136, в 1960 г. — 221, в 1965 г. — 321. 41

Помимо внутренних процессов эволюции семьи, возрастания ее неустойчивости, менялся и характер последней. На смену средне-детной семье шла малодетная семья с 1—2 детьми, не обеспечивав-шая даже простого замещения поколений. 42

Нижеследующая таблица раскрывает распределение родившихся по порядку рождений за 50-е гг. 43

Таблица 3. Всего Из них: Четвертый Пятый и последние Не указано

Уже к 1950-му г. абсолютное большинство составляли перво-рожденные дети (55,7 %). Вместе с второрожденными их удельный вес достигал 82,3 % родившихся, а к 1965 г. — 96,3 %. Это, как уже отмечалось, не обеспечивало не только расширенного, но и про-стого воспроизводства населения. Доля третьих детей упала с 9,5 % до 2,8 %, четвертых — в восемь раз (с 4 % до 0,5 %). Более чем в десять раз снизилось и рождение пятых и более детей. Рождение деся-того, одиннадцатого и последующих детей стало редкостью. В 1950 г. было рождено 78 таких детей, в 1965 г. — 5 на весь более чем трехмил-лионный город. 44

Многолетний процесс перехода от многодетной, среднедетной к малодетной семье в 50-е гг., таким образом, в Ленинграде стал свер-шившимся фактом. Большую роль в этом сыграли и война, и блокада, и занятость в общественном производстве женщин, и быстрый рост образования, и многие другие факторы. 45 По переписи 1959 г. всего в браке состояло 1453,9 тыс. — 44 %, в том числе 51,5 % мужчин и только 38,3 % всех женщин. Из 1000 мужчин в возрасте 16 лет и старше в браке находилось 697, что почти совпадало с общесоюзны-ми показателями (695). Из 1000 женщин — 466, что на 10,7 % мень-ше средних показателей по СССР (522). 46

Исследований влияния образования женщин на их демографиче-ское поведение в Ленинграде не проводилось. В Москве они были и показали, что существует обратная зависимость между уровнем обра-зования и стилем жизни, в том числе и демографическим поведением. 47

Феминизация населения являлась одной из характерных черт послевоенного Ленинграда. Если в 1910 г. на 100 мужчин в Петер-бурге приходилась 91 женщина, то в 1920 г. — 139, в 1939 г. — 120, в 1946 г. — 190, в 1959 г. — 142, в 1960 г. — 139, в 1965 г. — 133. 48

Население довоенного и дореволюционного Петербурга носило явно урбанизированный характер. Преобладающая часть рабочих — значительной части жителей столицы — проживала в городе без се-мей. В послереволюционный период на половом составе петроград-цев—ленинградцев сказались последствия первой мировой и граж-данской войн, изменения в быте рабочих. Они стали жить с семья-ми. Возникшая диспропорциональность несколько сгладилась (со 139 до 120). Однако, к 1946 г. она приобрела беспрецедентный масштаб: 190 женщин на 100 мужчин. Это был результат и войны, и блокады, в период которой наиболее уязвимыми оказались мужчины. Макси-мальное обезмуживание наблюдалось среди молодежи 20-29 лет, а также в старческих возрастах (60 лет и старше). 49 Первые понесли наибольшие потери в войне, продолжали службу в Армии. Вторые в большинстве не перенесли тягот блокады.

Женщины преобладали не только в населении, но и в составе основных групп работающих. В швейной промышленности, напри-мер, они составляли среди рабочих 98,6 %, в текстильной — 90,2 %, в металлообрабатывающей — 69,5 %, на электростанциях — 69,1 %. 50

Выравнивание соотношения полов, как показывают данные ниже-приводимой таблицы, шло в городе медленно, растянулось на многие десятилетия. 51 До конца ХХ столетия оно так и не восстановилось.

Таблица № 4. Половой состав населения Ленинграда. 1939-1967 гг.

На начало года.

На середину года.

По данным переписи населения.

Как уже упоминалось, рождалось больше мальчиков. Так по све-дениям за 1946 г. мальчиков в возрасте от 0 до 4 лет было учтено 49216, а девочек — 48754. Но уже в следующей возрастной группе — с 5 до 9 лет девочки преобладали. (Соответственно 81447 и 86405). 52

И все же выравнивание полового состава ленинградского населе-ния среди юношества и молодежи происходило сравнительно быст-рее. В составе же ленинградцев, переживших войну и блокаду, дисп-ропорции между мужчинами и женщинами с годами не только не сглаживались, но и нарастали, ибо смертность среди мужчин была более высокой, и продолжительность жизни короче. Таким образом, преодоление обостренных войной диспропорций отличалось разными тенденциями. В целом же, как свидетельствует таблица № 4, во второй половине 1960-х гг., т. е. за 20—25 лет, диспропорциональ-ность между полами значительно сгладилась.

Подобные процессы характеризовали и возрастной состав насе-ления Ленинграда. 53

Таблица № 5.

Возрастной состав населения Ленинграда. 1946—1965 гг.

Возр. группы	Числен. (тыс.)			В % ко всему населению
10 — 19 лет
20 — 29 лет
30 — 39 лет
40 — 49 лет
50 — 59 лет 60 лет и

В первую очередь нуждается в комментариях численность груп-пы до 9 лет. Относительно высокий показатель — 15,6 % в 1946 г. объясняется отнюдь не высокой долей детей всех возрастов, входя-щих в нее. Наоборот, удельный вес ребят, рожденных в период вой-ны и блокады, был весьма скромен — 5,8 %. Большую же часть со-ставляли дети, рожденные до войны, которым в 1946 г. было 5—9 лет. Если первых насчитывалось всего 98 тысяч, то вторых — 167,9 тыс., т. е. в 1,7 раза больше. 54

Демографический провал — прямое наследие войны — влиял на многие стороны городской жизни в течение всего XX в. В конце 40-х — начале 50-х он нарушил нормальную работу системы народ-ного образования, в начале 60-х (когда военное поколение достиг-ло трудоспособного и репродукционного возраста) — обострил до чрезвычайности проблему рабочей силы в городе, повлиял на по-казатели рождаемости.

Следующей «провальной» группой оказалась категория 20-29-лет-них. Именно она понесла наибольшие потери в войне. Кроме того, часть этого немногочисленного возрастного контингента продолжа-ла службу в Вооруженных Силах, еще к началу возрождения города не была уволена с военной службы. Названные два обстоятельства объясняют, на наш взгляд, и низкую численность, и незначительную долю этой группы среди ленинградцев в 1946 г. К 1959 г. количество 20-29-летних выросло с 272,8 тыс. до 671,7 тыс. (в 2,3 раза), а ее доля в составе населения — с 16 до 20,2 %. К 1965 г. удельный вес группы снизился вновь до 16,4 %, т. к. в нее вновь начали входить малочисленные контингенты, пострадавшие от войны.

Обращает также на себя внимание резкое сокращение доли пожи-лых людей (50-59 лет) и в особенности ленинградцев старше 60 лет в 1946 г. И здесь к 1959 г., за сравнительно непродолжительный для демографических процессов срок, соотношение заметно оптимизиро-валось. Первая группа с 7,8 % увеличила удельный вес в составе насе-ления до 12,2 % и 14,1 %, а вторая — с 4,2 % до 8,7 %, 12,1 %.

Самым многочисленным контингентом в 1946 г. были 30-49-лет-ние (39,5 %). Это означает, что миграционная политика властей в пер-вую очередь обеспечивала насыщение города жителями трудоспособ-ных возрастов. Мужское население 30-54 лет составляло 42,1 % всех мужчин послевоенного Ленинграда. К 1959 доля первого континген-та несколько снизилась — до 32,5 %. В целом же жители трудоспо-собных возрастов 20-59 лет в 1946 г. составляли 63,3 %, а в 1959 г. — 64,9 %, в 1965 г. — 61,7 %. Трудовой потенциал ленинградского на-селения, таким образом, оставался все рассматриваемые годы значи-тельным и относительно стабильным.

Подводя итог сказанному, можно утверждать, что соотношение воз-растных групп в 1946 г. отличалось значительной неравномерностью, резкими диспропорциями, явным преобладанием молодежи. На долю 10-39-летних приходилось 56,8 % жителей. Город начинала возрож-дать в первую очередь молодежь: и коренные ленинградцы и иного-родние, чья судьба в дальнейшем оказалась прочно связанной с горо-дом на Неве. Вместе с тем и здесь господствовали контрасты. Мужчи-ны, в сравнении с довоенным временем, моложе, а женщины — старше. 55 К 1959 г. контрасты в значительной мере сгладились.

Половой, возрастной состав — элементы качественной характе-ристики населения, определяющие его важнейшие признаки: вос-производственный, трудовой потенциалы.

К числу качественных характеристик относится и состояние фи-зического, морального, психологического здоровья жителей.

Эпидемиологическая обстановка в Ленинграде в первые мирные годы оставалась довольно сложной. Но ни в какое сравнение с пери-одом перехода от войны к миру в 20-е гг. не шла. Ее характеризуют следующие данные: 56

Таблица № 6.

Заболеваемость в Ленинграде. 1939-1965 гг.

	Зарегистрировано на 10 тыс.
Брюшной тиф
Дизентерия
Сыпной тиф
Возвратный тиф
Скарлатина
Дифтерия
Инфекционная желтуха

Наиболее массовыми заболеваниями в 1945 г., несмотря на за-метное снижение в сравнении с 1939 и 1944 гг., оставались дизенте-рия — среди взрослых, корь и скарлатина — среди детей. Это объяснялось в те годы резким ростом подвижности населения и, ко-нечно, неблагоприятными санитарными условиями жизни в обще-житиях, в которых тогда проживала значительная часть труд- мобилизованных и реэвакуированных. Многие — с детьми. 57 Эти-ми же обстоятельствами специалисты — инфекционисты объясняли и рост числа заболеваний брюшным тифом. И все же, если срав-нить с последним мирным 1939 г., то обращает внимание некото-рое улучшение эпидемической обстановки в городе по кори, скар-латине, дифтерии, инфекционной желтухе. В последующие годы инфекционные болезни в целом снижались, хотя вспышки эпиде-мий кори, скарлатины отмечались. На нет к середине 60-х гг. со-шла дифтерия. В 1950 г. смертность от брюшного тифа составляла 0,05 на 10 тыс. населения, от сыпного тифа — 0,004 (заболел всего 1 человек), от кори — 0,1, скарлатины — 0,1, дизентерии и гемоко-лита — 2,9 и т. д. Наиболее медленно отступала дизентерия. 58 Та-ким образом, эпидемическая обстановка в городе непрерывно улуч-шалась.

Резко сократилась, как отмечалось выше, и детская смертность. Из 100 родившихся в 1939 г. умирало в среднем 14,4; в 1950 г. — 8,4; в 1951 г. — 6,0, в 1961 г. — 2,2. в 1965 г. — 2,0. 59

На этом, в целом позитивном, фоне выделялся грипп. В 1945 г. им переболело более четверти населения Ленинграда, хотя грипп в тот год не отличался особенной тяжестью. В 1961 г. гриппом и ост-рыми распираторными заболеваниями переболели 1,4 млн. ленин-градцев, в 1965 г. — 1,7 млн. Вместе с тем в первые послевоенные годы в городе отмечался значительный рост числа заболеваний ма-лярией. Позже ее удалось ликвидировать.

Серьезнейшую опасность представлял туберкулез. В 1945 г. статис-тика зарегистрировала свыше 6 тыс. случаев заболеваний этой страш-ной социальной болезнью. 695 человек заразились сифилисом. 60

Наиболее тяжелыми болезнями, сопровождавшимися летальным исходом, в первые послевоенные годы были туберкулез и воспале-ние легких. В расчете на 10 тыс. жителей в 1939 г. в Ленинграде умира-ло от туберкулеза 19,2; в 1944 г. — 21,0 и в 1945 г. — 24,2; в 1960 г. — 2,3 и в 1965 г. — 1,4. От воспаления легких смертность достигала 30 (в 1960 г. — 1,1). Меньшую, но все же значительную смертность давали рак и другие злокачественные новообразования: в 1939 г. — 13,2; в 1944 г. — 11,7; в 1945 г. — 11,6. На их долю приходилось 7,2 % от обще-го числа умерших. На следующем месте в погребальном списке нахо-дились пеллагра, авитаминоз, алиментарная дистрофия. От этих болез-ней, связанных с нарушением питания (прямой результат блокады), в 1939 г. умерло 0,04; в 1944 г. — 7,6 и в 1945 г. — 1,1 (в том числе от али-ментарной дистрофии соответственно 00, 4,9 и 0,8). 61 Авторы медицин-ской статистики того времени считали, что случаи смертности от нару-шений питания в Ленинграде в первый послевоенный год относились лишь к пришлому населению, а горожане быстро изжили это тяжелое следствие войны и блокады. Последующие годы доказали, что они ока-зались излишне оптимистичными. 62 В целом от заболеваний органов пищеварения в 1939 г. уходило из жизни 13,2 % умерших, а в 1945 г. —

• %. Эти болезни по смертности в тот год опережали рак.

Массовое распространение в годы войны получила гипертониче-ская болезнь. В 1945 г. летальный исход от нее составлял 6,2 на 10 тыс. населения (в 1960 г. — 16,4) , а в целом от болезней органов кровооб-ращения — 9,9. 63

На структуре смертности в 1945 г., если можно так выразиться, еще лежала печать войны. В последующие годы она существенно изменилась. Имеющиеся документы, однако, не дают возможности свести сведения в одну таблицу. Поэтому мы ограничимся данными за 1950 и частично за 1960 и 1965 гг. Причины смертности распреде-лялись следующим образом: 64

Таблица № 7.

Смертность и ее причины. 1950—1965 гг. Болезни сердца Инфекционные и Злокачественные новообразования Болезни органо Болезни органов пищеварения Болезни нервной Болезни новорожд. и врожд. пороки Другие болезни

На первое место вышли сердечно-сосудистые заболевания. От них погибало более четверти всех умерших, а к 1965 г. — 34,2 %. Резко снизилась доля болезней органов дыхания. От рака и других злокаче-ственных новообразования в 1945 г. погибало 11,6 на 10 тыс. жителей. В 1950 г. — уже 13,2 и соответственно в процентах — 7,2 и 16,2 %, в 1960 г. 17,2 на 10 тыс., в 1965 г. — 21,6 и 29,6 %. Замыкали этот печаль-ный список болезни нервной системы и болезни новорожденных. Смертность от первых выросла с 4,0 на 10 тыс. до 5,2 и 14,4.

В первый послевоенный год и в этой области картина была не-сколько иной: 65

Таблица № 8. На 10 тысяч населения Самоубийства Убийства Произв. травмы Прочие травмы Военные травмы

В целом на долю болезней нервной системы (в том числе и само-убийств), приходилось значительная доля смертей. Это свидетель-ствует о продолжающем иметь место психическом и психологиче-ском перенапряжении в обществе. Что касается травм, то показатель сократился с 10 (по всем видам травм) в 1945 г. до 6,1 в 1950 г.

Обращает на себя внимание высокая смертность от убийств — свидетельство напряженной криминальной обстановки в городе.

Завершая сюжет о состоянии здоровья ленинградцев в послево-енные годы, нельзя не сказать о физическом развитии детей, инва-лидах и положении с венерическими заболеваниями и алкоголиз-мом. У детей отмечались нарушения пропорций тела, отставание в физическом развитии. 66 Тяжким наследием войны являлась возрос-шая инвалидность. К лету 1945 г. в городе было зарегистрировано 94837 инвалидов (35 тысяч инвалидов войны и 59 тысяч инвалидов «от общих причин»), т. е. 7,8 % населения. 67 В 1939 г. от сифилиса умирало 0,9 на 10 тыс. населения; в 1944 г. — 0,7 и в 1945 г. — 0,6. От алкоголизма соответственно 2,1, 0,5 и 0,8. Статистический ряд показывает, что эти социальные болезни постепенно сдавали пози-ции, хотя некоторый подъем смертности от алкоголизма в 1945 г. не мог не вызывать тревоги. Однако, найти надежного заслона от по-добной беды ни тогда, ни позже не удалось.

Таким образом, на состоянии здоровья — одной из качественных характеристик населения Ленинграда — в послевоенные годы про-должали сказываться последствия войны. Изживались они постепен-но. Высокий по тем временам уровень государственной медицины позволял контролировать и ограничивать заболеваемость. Вакцина-ции населения носили массовый характер. В одном лишь 1945 г. было сделано 646323 прививок против брюшного тифа, 717233 — против дизентерии. 68 Год за годом усиливались меры борьбы с туберкулезом и воспалением легких. Отступали и венерические болезни, суициды.

Обобщающая характеристика здоровья — средняя продолжитель-ность предстоящей жизни, ее качества менялась в позитивную сто-рону, особенно в конце 40-х и в 50-е гг. 69

Таблица № 9.

Обращает на себя внимание именно тот факт, что в послевоенное время средняя продолжительность жизни, по сравнению с концом двадцатых годов, возросла более чем на 20 лет. Такого скачка исто-рия города не знала ни до того, ни в последующее время.

Существенным слагаемым качественной оценки населения яв-ляется образование. Война негативно сказалась на образователь-ной программе Советской власти. Хотя даже в блокадном городе школы продолжали работать, тем не менее, осуществление всеоб-щего семилетнего образования после войны пришлось продолжить. До войны эта задача уже была однажды решена. Немало детей, под-ростков не могли в военное лихолетье посещать школы, работали на предприятиях. В январе 1946 г. было проведено специальное об-следование заводов, фабрик, организаций с целью выявления не-грамотных и малограмотных среди работающего населения. По да-леко не полным сведениям, тогда удалось учесть 4197 неграмотных и 23991 малограмотных. 70

Обучение этих категорий, как и в прошлом, велось в группах, ин-дивидуально на предприятиях. Но дело двигалось медленно. На заво-де «Большевик», например, из 145 неграмотных обучалось 12; из 860 малограмотных — только 28 Повседневные невзгоды, тяжелый быт, масса иных забот затрудняли обучение. Некоторые просто отказы-вались учиться. В 1958 г. вновь была проведена проверка состояния учета и достоверности данных по ликвидации неграмотности и ма-лограмотности среди взрослых ленинградцев. Было выявлено 4089 неграмотных и 18316 малограмотных. 71 Стало быть, остаточная не-грамотность и малограмотность изживались очень медленно.

Что касается детей школьного возраста, то всеобуч с первых дней мира соблюдался строжайшим образом. В 1—4 классах в 1945/46 учеб-ном году обучалось 158,6 тысяч (68,8% общего числа ленинградских учащихся). В 5—8 классах — 51,4 тыс. (22,2 %) и в 9—10 классах — 14,1 тыс. (6,1 %). Таким образом, на первых порах в послевоенные годы основная масса детей обучалась в младших классах. С годами доля старшеклассников увеличивалась. В 1950/51 г. в 1—4 классах по-стигало азы науки уже только 39 %. В 5—8 классах — 50 % и в 9—10 классах — 9,3 %. Через десять лет (в 1960/61 г.) соответственно — 43 %, 40 % и 14,8 %. 72

Неуклонно увеличивалось число учащихся в школах рабочей моло-дежи (без отрыва от производства): 1945/46 г. — 20,7 тыс.; 1950/51 г. — 41,7 тыс.; 1960/61 г. — 85,4 тыс. Численность же молодежи в училищах, профессиональных школах, ФЗУ до реформы этой системы в 1958 г. падала: 1945/46 г. — 31,2 тыс.; 1950/51 г. — 27,3 тыс.; 1960/61 г. — 26,5 тыс. И только в середине 60 гг. обозначился устойчивый рост про-фессионально-технической школы. (1966/1967 г. — 37,2 тыс.). 73

Высокими темпами возрастало число молодежи в техникумах и вузах. Количество студентов техникумов с 1945/46 г. по 1960/61 г. повысилось почти в три раза, а в вузах — в 3,8 раза. 74

Перепись населения 1959 г. показала, что уже 560 ленинградцев из каждой 1000 имели высшее, среднее (полное и неполное) обра-зование, в том числе 113 — высшее (законченное и незакончен-ное), 84 — среднее специальное, 122 — общее среднее и 241 — не-полное среднее. По переписи 1939 г., высшим образованием обла-дали лишь 34 горожанина из 1000, а средним полным и неполным — 219. 75 Таким образом, уровень образования ленинградского насе-ления за 15 послевоенных лет более чем удвоился. Образование, по сути, оказалось той единственной качественной демографической характеристикой, которая сравнительно быстро реагировала на при-нимаемые властями меры. Остальные характеристики обладали большей или меньшей инерционностью и менялись медленно. В со-вокупности они определяли еще один качественный признак — трудовой, интеллектуальный потенциал населения.

Нижеследующая таблица дает представление об изменениях в тру-довом потенциале. 76

	В абсолютных числах (тыс. человек)			В процентах
Все насел.
население
В том числе
служащих
иждивенцев
пенсионеров

Таблица № 10. Состав занятого населения Ленинграда. 1950-1965 гг.

Прежде чем анализировать данные таблицы, обратимся к балансу трудовых ресурсов Ленинграда по состоянию на начало марта 1946 г. Он не совсем сопоставим с таблицей. Согласно балансу, общая чис-ленность занятых весной 1946 г. достигла 1243,8 тыс. (из общего числа 1759,6 тыс. жителей города), т. е. немногим уступала численности за-нятого населения в 1950 г. (1289,6). 77 Сюда входили: лица трудоспособ-ного возраста — 1118,9 тыс., которые были обязаны работать или учить-ся, работающие старики — 110,6 тыс., работающие подростки — 0,9 тыс., иногородние, трудившиеся на ленинградских предприятиях — 13,4 тыс. Доля занятых в общей численности жителей достигала 69,9%. Эти дан-ные свидетельствуют, прежде всего, о том, что трудовой потенциал к началу 1946 г. еще продолжал во многом носить отпечаток военного времени. Широко использовался труд лиц пожилого возраста, частич-но подростков и пр. Значительную часть, как особо подчеркивается в документе, составляли контингенты, вновь прибывшие в Ленинград. Нельзя не учитывать и заключенных, военнопленных, репатриирован-ных, которые не отражались в официальной статистике.

Большинство упомянутых источников постепенно сходило на нет. Занятое население конца 40-х и 50-х гг. уже почти свободно от воен-ных рудиментов. В 1950 г. оно составляло менее половины общей численности жителей. Однако, цифра занятых недостаточно досто-верна. Полную картину дает перепись 1959 г. Согласно ее сведени-ям, занятое население составляло 55,7 % и иждивенцы 44,3 %. При-чем доля занятого населения, как видно из таблицы, постепенно к 1965 г. повышается до 55,8 %. Подобное положение объясняется, прежде всего, не столько улучшением возрастной структуры, сколь-ко жесткими мерами, принятыми в начале 60-х гг. по привлечению к труду всех неработающих и лиц, занятых в домашнем хозяйстве. Тру-дом этого постоянно растущего количественно и качественно кон-тингента в первую очередь восстанавливалось и развивалось народ-ное хозяйство города.

Послевоенное демографическое движение населения Ленингра-да — творца его экономики, культуры, нравственных начал — несло на себе неизгладимый отпечаток катаклизмов первых десятилетий века и, в первую очередь, Отечественной войны и блокады. В третий раз за неполные пятьдесят лет (после революции, гражданской вой-ны и индустриализации) состав жителей города сильно изменился.

Полный демографический ущерб, причиненный населению Ле-нинграда в 1941-1945 гг. не поддается точному учету. По приблизи-тельным оценкам потери составили от 27 % до 47 % довоенного на-селения. Такой большой разброс — следствие как несовершенства предложенной методики, нуждающейся в последующей доработке, так и разнобоя в исходных статистических сведениях, зафиксиро-ванных в источниках, а часто и отсутствия таковых.

Тем не менее, даже ориентировочные результаты дают основа-ние утверждать, что состав горожан, по сравнению с довоенным временем, сильно изменился. Естественный процесс демографиче-ского, социального, духовного воспроизводства оказался нарушен-ным. Эти нарушения усугублялись широкомасштабной миграцией, повышенной подвижностью населения, особенно в первые после-военные годы. Предпосылки для усиления процессов маргинализа-ции населения возрастали.

Рост численности ленинградцев, хотя и отставал от темпов увели-чения городского населения в стране, в большинстве крупных горо-дов, тем не менее, шел довольно интенсивно. Темпы затухали, хотя и опережали прогнозы, заложенные в генеральном плане 1948 г.

Лишь к середине 60-х гг. движение населения стало постепенно стабилизироваться. Сальдо миграции вышло на уровень 0,6 % в год от общей численности жителей. Изменился и состав мигрантов. Если в 40-е годы среди них преобладали сельские жители, то в 50-е и особен-но в 60-е гг. начали доминировать жители небольших и средних горо-дов. Складывались условия для усиления элементов стабилизацион-ных процессов, создания благоприятных предпосылок укрепления си-стемы воспроизводства трудовых, социальных, нравственных качеств от одного поколения ленинградцев к другому. Только перепись насе-ления 1979 г. зафиксировала, что свыше трех четвертей жителей горо-да либо проживали в нем свыше 10 лет (примерно 800 тыс. человек), либо являлись уроженцами Ленинграда (2,4 млн.). 78

Медленное формирование предпосылок демографической ста-билизации осложнялось общей устойчивой тенденцией смены сред-недетной семьи семьей малодетной. Планирование семьи станови-лось устойчивой традицией, важнейшим элементом репродуктивно-го поведения. Устойчивость семьи, как основной ячейки общества, обеспечивающей его рост, воспроизводство социальных, нравствен-ных и иных качеств молодежи, ослабевала. Такому положению спо-собствовали и сохранявшаяся многие годы диспропорция полов, осо-бенно среди поколения, пережившего войну, возрастные диспропор-ции, порожденные ею, высокий уровень занятости женщин в народном хозяйстве. В целом оптимальная половозрастная структу-ра восстанавливалась медленно.

Инерционность, хотя и в более ограниченных масштабах, про-являлась также в изменении такой качественной характеристики, как физическое здоровье. Постепенно, не сразу, отступали туберку-лез, детские инфекции. Не проходили бесследно для физического состояния населения экстремальные годы блокады, хотя смертность от нарушений питания сократилась сравнительно быстро. После кратковременного снижения в годы войны вновь начал распрост-раняться алкоголизм.

Структура причин смертности ленинградцев приобретала черты, характерные для индустриального общества. Среди них преобладали болезни кровообращения и новообразования.

Общее же физическое здоровье улучшалось не быстро, но неук-лонно. К середине 60-х гг. показатель продолжительности жизни по-дошел к максимуму, достигнутому в XX в.

Повысился и трудовой, интеллектуальный потенциал. Числен-ность трудоспособных горожан, занятых в народном хозяйстве, за-метно увеличилась. Среди них преобладало поколение, вынесшее на своих плечах тяжести войны, восстановления города, ставшее пита-тельной средой реформ Хрущева. В 60-е гг. заявило о себе поколе-ние, родившееся в годы войны и после нее, которое не только под-хватило эстафету созидания, но и предъявило к жизни, власти свои, во многом новые требования. Как при этом сказался разрыв между поколениями, обусловленный тяжелейшими потерями войны и бло-кады, каков его механизм и был ли он на самом деле? Эти чрезвы-чайно важные вопросы не только объясняющие прошлое, но и акту-альные сегодня для понимания современной демографической ката-строфы и ее последствий, еще ждут своего исследования.

А. 3. Ваксер

Из сборника «РОССИЯ В XX ВЕКЕ», изданного к 70-летию со дня рождения члена-корреспондента РАН, профессора Валерия Александровича Шишкина. (Санкт-Петербург, 2005)

Примечания

1. См. Андреев Е. М. Население Советского Союза. 1921-1991. М.,1993; Насе-ление России в XX веке. Исторические очерки. Т. 1-3. М., 2000-2003; Населе-ние Советского Союза. 1922-1991. М., 1993; Население Москвы. Прошлое. На-стоящее. Будущее. М., 1992; Качество населения. М., 1993. Вып. 6; Захарова О. Д. Эволюция рождаемости в России XX века. М., 1993; Симчера Я. В. К оценке чис-ленности населения и масштабов человеческого потенциала России за 100 лет // Вопросы статистики. 2001. № 12; Руткевич М. Н. Демографическая катастро-фа. Где выход? // Свободная мысль. 2002. № 6; Население России. Ежегодные выпуски и др.
2. См. Проблемы исторической демографии СССР. Киев, 1988; Проблемы взаимодействия социальной структуры и воспроизводства населения в России и СССР. М., 1988; Историческая демография. Проблемы. Суждения. Задачи. М., 1989; Историческая демография: новые подходы. М., 1992; Население Рос-сии в 1920—1950-е годы: Численность, потери, миграция. Сборник научных тру-дов. М., 1994; Исупов В. А. Городское население Сибири: От катастрофы к воз-рождению (конец 30-х — конец 50-х гг.). Новосибирск, 1991 и др.
3. См. Качество населения Санкт-Петербурга. Труды Санкт-Петербургского института социологии РАН. Серия 3. СПб., 1993; Клупт М. А. Население Санкт- Петербурга // Санкт-Петербург в зеркале статистики. СПб., 1993; Ситуация в Санкт-Петербурге: Рождаемость падает — смертность растет // Молодежь: Циф-ры. Факты. Мнения // 1993. № 1; Чистякова Н. Е. Статистическое исследование влияния возрастно-половой структуры на воспроизводство населения крупного города (на примере Ленинграда). Автореферат диссертации на соискание уч. степ. канд. эк. наук. М., 1988; Ковальчук В. М. Трагические цифры блокады (К вопро-су об установлении числа жертв блокированного Ленинграда) // Россия в XIX- XX вв. СПб., 1998; Жизнь и смерть в осажденном Ленинграде. Историко-медицинский аспект. Материалы международной конференции 26-27 апреля 2001 г. СПб., 2001; Ваксер А. 3. Политические и экономические катаклизмы в России XX века и население Петрограда - Ленинграда - Санкт-Петербурга // Россия в XIX-XX вв. СПб., 1998; Рабжаева М., Семенков В. В поисках петербургской идентичности // Свободная мысль. 2002. № 11 и др.
4. Санкт-Петербург 1703-2003. Юбилейный статистический сборник. Вып. 2. СПб., 2003. С. 16; Очерки истории Ленинграда. Т. V. Л., 1967. С. 486; Жизнь и смерть в осажденном Ленинграде. Историко-медицинский аспект. С. 7.
5. Ваксер А. 3. Политические и экономические катаклизмы в России XX века и население Петрограда - Ленинграда - Санкт-Петербурга. С. 349.
6. Ленинград за 50 лет. Статистический сборник. Л., 1967. С. 20-21; Народное хозяйство Ленинграда и Ленинградской области в годы 10 пятилетки. Статисти-ческий сборник. Л., 1981.С. 23; ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 8. Д. 738. Л. 7.
7. Ленинград в осаде. Сборник документов о героической обороне Ленингра-да в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. СПб., 1995. С. 339; Коваль-чук В. М. Трагические цифры блокады. (К вопросу об установлении числа жертв блокированного Ленинграда). С. 365.
8. Ковальчук В. М. Указ. соч. С. 365; Вторая мировая война. Кн. 2. М., 1966. С. 161; Жизнь и смерть в осажденном Ленинграде. С. 89-90.
9. Ваксер А. 3. Указ. соч. С. 349.
10. Там же.
11. Исупов В. А. Демографические катастрофы и кризисы в России в первой половине XX века. Новосибирск, 2000. С. 142, 158-159 (подсчет).
12. Фролов М. И. К вопросу о числе погибших в блокаду (по материалам домо-вых книг) // Жизнь и смерть в осажденном Ленинграде. С. 20.
13. Санкт-Петербургские ведомости. 1994, 8 декабря; 1998, 22 января.
14. Гриф секретности снят. Потери Вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. М., 1993. С. 139-140 (подсчет); Чистякова Н. Е. Проблемы изучения демографических процессов в Ленинграде (Санкт-Петер-бурге): 1930-1950 годы // Народонаселение: современное состояние и перспек-тивы развития нашего знания. М., 1997. С. 175-176; ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 105. Л. 21.
15. Там же. Л. 14.
16. Чистякова Н. Е. Указ. соч. С. 175-176; Ленинград за 50 лет. С. 24.
17. ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 209. Л. 22, 55-56.
18. Там же. Л. 52.
19. Там же. Ф. 7384. Оп. 37. Д. 1316. Л. 3.
20. Там же. Д. 1214. Л. 2-3.
21. Ленинград за 50 лет... С. 22.
22. ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 1237. Л. 3.
23. Там же. Д. 1062. Л. 13.
24. Там же. Д. 1236. Л. 2.
25. Чистякова Н. Е. Указ. соч. С. 173; Ленинград за 50 лет. С. 21, 130; Народ-ное хозяйство Ленинграда и Ленинградской области в 10 пятилетке... Л., 1981. С. 23, 27; ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 37. Д. 1236. Л. 2, 3; Ф. 4965. Оп. 3. Д. 1139. Л. 23.
26. Ленинград за 50 лет. С. 20, 130; Народное хозяйство Ленинграда и Ленинградской области за 60 лет. Статистический сборник. Л., 1977. С. 14: Санкт-Петербург 1703—2003. Юбилейный статистический сборник. СПб., 2003. С. 63; ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 7666. Л. 101-102; ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 105.Л. 21; Д. 521. Л. 1; См. так же ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 8. Д. 557. Л. 4; Д. 738. Л. 4-4а, 6-6а.
27. ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 8. Д. 738. Л. 6-6а.
28. Там же.
29. ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 209. Л. 39.
30. Там же. Оп. 8. Д. 738. Л. 6-6а.
31. Там же. Ф. 7384. Оп. 37. Д. 1236. Л. 2; Ф. 4965. Оп. 3. Д. 1136. Л. 23.
32. Там же. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 1062. С. 12; Оп. 8. Д. 557. Л. 5а, 16а.
33. ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 2 в. Д. 7702. Л. 58.
34. Народное хозяйство СССР. 1922-1972. Юбилейный статистический сбор-ник. М., 1967. С. 130; Ленинград за 50 лет. С. 130; ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 37. Д. 1236. Л. 6.
35. ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 8. Д. 738. Л. 6-6а.
36. ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 1062. С. 27.
37. Там же. Оп. 8. Д. 738. Л. 4-4а.
38. Никольский С. А. Влияние войны и блокады на изменения возрастно-поло-вого состава населения, на брачность и частоту разводов в Ленинграде // Меди-ко-санитарные последствия войны и мероприятия по их ликвидации. Труды кон-ференции 17-19 декабря 1946 г. Т. 2. М., 1948. С. 9; Народное хозяйство Ленинг-рада и Ленинградской области в 10 пятилетке... Л., 1981. С. 27; ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 521. Л. 1; Д. 1139. Л. 23; Д. 209. Л. 14.
39. ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 8. Д. 738. Л. 7-7а.
40. См. Волков А. Население России на пороге XXI века: тенденции и перспек-тивы // Общество и экономика. 1998. № 8-9. С. 31-51; Кризис семьи и депопу-ляция в России // Социологические исследования. 1999. № 11. С. 50-52.
41. ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 1062. Л. 25; Оп. 8. Д. 557. Л. 7.
42. Там же.
43. См. Население Москвы. Прошлое. Настоящее. Будущее. М., 1992.
44. ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 1062. Л. 11.
45. Население Москвы. С. 5, 22.
46. Ленинград за 50 лет. С. 21; ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 209. Л. 22.
47. ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 209. Л. 26.
48. Бабаянц Р. А. О ходе изучения и ликвидации последствий войны и блокады в Ленинграде // Медико-санитарные последствия войны и мероприятия по их ликвидации. Труды конференции. Т. 1. М., 1948. С. 30.
49. Ленинград за 50 лет. С. 21; ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 209. Л. 19 (подсчет).
50. ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 209. Л. 19.
51. Ленинград за 50 лет. С. 22; ЦГА СПб. Ф. 4965. Оп. 3. Д. 209. Л. 19; Оп. 8 Д. 557. Л. 5.

Из дневника восьмиклассницы 239-й школы г. Ленинграда В.Петерсон

Из дневника 11-летней Тани Савичевой

Савичевы умерли.

Осталась одна Таня.

Умерли все».

Саму Таню в тяжелом состоянии вывезли в августе 1942 г. Она умерла от прогрессирующей дистрофии 1 июня 1944 г. в поселке Шатки Нижегородской области. Выжила ее старшая сестра, о чем Таня не знала.

Приходится все переносить. … Все это зачтется на дороге предстоящей жизни. Надо мужаться. Быть выносливой и силой воли подавить ужасы голодной смерти. Другого выхода нет.

Рецепт «Супа из ботвы брюквы с мукой»

(из книги, изданной в Ленинграде в 1942 г.)

Ботва брюквы – 190 гр. Соль - 5 гр.

Мука - 3 гр. Жиры - 5 гр.

Лук - 5 гр. Специи - 0, 03 гр.

Годы войны многое определили в жизни города. Даже к началу 1953 г. население Ленинграда составляло примерно 2,5 млн. человек (80% довоенного). Особенно не хватало мужчин от 20 до 50 лет. Но уже с 1944 г. начался процесс восстановления. Особое внимание обращалось на развитие судостроения и квалифицированного машиностроения. Заводы возобновляли выпуск мирных товаров. Заводы «Электросила» и Металлический вновь выпускали генераторы и турбины. На Ленмясокомбинате освоили производство остро необходимого пенициллина. Одновременно сохранялось и росло производство военной продукции, Под руководством В.Я. Климова создавались реактивные двигатели для МИГов, ТУ, Илов. Ж.Я, Котин на Кировском заводе разрабатывал новые модели танков. Проектировались новые типы подводных лодок, в том числе атомных. Ленинградцы участвовали в создании Арзамаса-16 (центра создания атомного оружия), и первой в мире АЭС в Обнинске. Быстро оживала ленинградская наука, особенно ориентированная на военно-промышленный комплекс. В гораздо более трудной ситуации находились другие отрасли науки. После августа 1948 г. в Ленинграде, как и во всей стране, началось преследование генетиков. Была разгромлена школа физиологов Л.А. Орбели. Вскоре последовали удары по языковедам, историкам, экономистам.

В 1948 г. был принят новый Генеральный план развития города. За 20-25 лет городская территория должна была почти удвоиться, а население составить 3,5 млн. человек. Но общегородской центр теперь сохранялся в исторической части города. Намечалось вывести город к морю в прибрежной части Васильевского, Крестовского, Петровского, Вольного островов. В ходе восстановительных работ наиболее заметные раны были залечены. Заняли свои места знаменитые памятники. На месте огородов вновь разбивали цветочные клумбы. Горожанам возвратили 125 тыс. радиоприемников, изъятых в начале войны. Завершилась постройка стадиона им. С.М. Кирова. Осенью 1945 г. были заложены Приморский и Московский парки Победы. Были возведены капитальные мосты – Каменноостровский и Ушаковский. В 1950-1951 гг. убрали трамвайное движение с Невского проспекта. В 1950 г. водопровод и канализацию имели почти все горожане, а центральное отопление – 25%. В 1944 г. вернули старые названия Невскому, Литейному проспектам, Садовой улице, Дворцовой площади и другим городским магистралям. Но в последующие годы в рамках борьбы с «космополитизмом» и другими кампаниями переименования в историческом центре продолжалось. Гагаринская стала улицей Фурманова, Геслеровский – Чкаловским проспектом.

Но повседневный быт менялся крайне медленно. До 15 декабря 1947 г. сохранялась карточная система. Рабочие получали в день 700 г хлеба, служащие – 500 г, иждивенцы и дети – 300 грамм. Сохранялся высокий уровень преступности. В июле 1947 г. из Эрмитажа было похищено 24 древних изделия из золота и драгоценных камней, найденных при раскопках в Керчи. Похититель был найден. Была разоблачена преступная группа с участием работников городской прокуратуры, суда, милиции, горжилотдела и т.д. Крайне острым был жилищный кризис. На ряде заводов люди ютились в цехах, бытовках, по нескольку десятков человек в комнатах для одиноких. Одевались бедно. 15 декабря 1947 г. была отменена карточная система и проведена денежная реформа. Новые розничные цены в три с лишним раза превосходили довоенный уровень. При среднем размере зарплаты менее 500 руб. килограмм хлеба стоил 3-4 руб., мяса 28-32 руб., масла – 60 руб. В последующие годы цены снижались семь раз. Особенно интенсивно снижались цены на водку. Но в августе 1948 г. вдвое подорожал проезд в трамвае. Увеличились цены на железнодорожные билеты. «Добровольно-принудительный» характер носила подписка на Государственные займы, равнявшаяся как минимум месячному заработку. Постепенно в жизни успешной части горожан - партийно-государственного и хозяйственного аппарата, верхов интеллигенции, узкой категории высокооплачиваемых рабочих, части торговых работников - входили новые радиоприемники, телевизоры, модная одежда.

Остро стояли вопросы здравоохранения, медицинского обслуживания. Восстанавливалась сеть санаториев, домов отдыха, пионерских лагерей, стадионов. В 1952 г. олимпийскими чемпионами стали ленинградцы Г. Зыбина (метание молота), Ю.Тюкалов (гребля). По мере закрытия госпиталей в их здания возвращались школы. С 1944 г. по 1954 г. действовало раздельное обучение девочек и мальчиков. К 1952 г. была ликвидирована детская беспризорность. Восстановилась деятельность вузов. Появились новые кафедры и специальности: ядерной физики, радиофизики, геофизики, вычислительной математики, океанографии, математической физики, радиохимии и т.д. Но высшая школа в полной мере испытала удары идеологических кампаний.

Реальное руководство государственной и общественной жизнью оставалось в руках партийного аппарата. Он всячески раздувал культ личности Сталина. Особенно это проявилось в декабре 1949 г. в дни 70-летия вождя. Между тем, в окружении Сталина шла «подковерная борьба», непосредственно затронувшая Ленинград и ленинградцев. С 1944 г. Жданов переехал в Москву, став на время вторым человеком в руководстве. Выдвиженцы из Ленинграда становились секретарями обкомов партии и ЦК республик. В марте 1946 г. секретарем ЦК ВКП (б) стал А.А. Кузнецов. Членом Политбюро ЦК в 1947 г. был избран председатель Госплана СССР Н.А. Вознесенский, работавший в Ленинграде до конца 1930-х гг. Это вызывало недовольство г.М. Маленкова И Л.П. Берия. Смерть Жданова в августе 1948 г. изменила соотношение сил.

Началом т.н. «Ленинградского дела» стало заседание Политбюро ЦК с участием Сталина 15 февраля 1949 г. В ходе его А.А. Кузнецову, первому секретарю Ленинградского ОК и ГК ВКП (б) П.С, Попкову, председателю Совета министров РСФСР М.И. Родионову был предъявлен ряд обвинений: незаконное якобы проведение Всероссийской оптовой ярмарки в январе 1949 г., попытки противопоставления Ленинградской парторганизации ЦК ВКП (б) и т.п. Тут же Н.А. Вознесенского обвинили в сокрытии «антипартийного поведения» Попкова. 22 февраля в Ленинграде прошел объединенный пленум обкома и горкома партии с участием Г.М. Маленкова. Руководителем партийной организации города был избран В.М. Андрианов. Началась «охота за ведьмами». В общей сложности в 1949-1952 гг. были сняты с работы, частично репрессированы свыше 2 тыс. руководителей партийно-советских, хозяйственных органов, в подавляющем большинстве перенесших блокаду. В августе-октябре 1949 г. были арестованы Вознесенский, Кузнецов, Попков и другие. Всего было расстреляно около 30 человек. Был ликвидирован Музей обороны города – символ героизма и стойкости ленинградцев. Даже в 1953 г. никак не было отмечено 250-летие города. Все это не было случайным, изолированным явлением. Оно говорило об обстановке в стране в целом, сказывалось на духовной жизни.

С окончанием войны она стала более разнообразной: вернулись из эвакуации театральные коллективы, шли съемки на студии «Ленфильм», публиковались новые книги и стихи. В 1948 г. начались передачи Ленинградского телевизионного центра. В 1949 г. состоялась премьера балета Р.М. Глиэра «Медный всадник» (в главных партиях великие артисты Н.М. Дудинская и К.М. Сергеев). Художник Ю.М. Непринцев в 1950 г. выставил картину «Отдых после боя». Большой популярностью пользовались кинофильмы «Небесный тихоход», «Подвиг разведчика». Но одновременно вновь усилились ледяные ветры идеологических кампаний. 9 августа 1946 г. на заседании Оргбюро ЦК ВКП (б) с участием Сталина слушался вопрос о деятельности Ленинградской писательской организации. Ленинградские литературные журналы обвинили в проповеди упадничества, в публикации незрелых произведений. Основной удар пришелся на творчество А.А. Ахматовой и М.М. Зощенко. 14 августа было опубликовано постановление ЦК ВКП (б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Журнал «Ленинград» был закрыт. Ахматову и Зощенко исключили из Союза писателей. Их перестали печатать, лишив возможности заработка. Волна разнузданной критики затронула многих деятелей ленинградской культуры. В 1949-начале 1953 гг. в рамках политики «государственного антисемитизма», возникшей в эти годы, шла кампания борьбы с т.н. «космополитизмом». Подлинных ученых – евреев, русских и людей других национальностей – обвиняли в «буржуазном объективизме», «пресмыкательстве перед Западом». Был разгромлен политико-экономический факультет ЛГУ, где арестовали шесть профессоров из семи; уволен выдающийся историк В.В. Мавродин. В Москву уехали выдающиеся музыканты Г.В. Свиридов, Д.Д. Шостакович, С.А. Самосуд; кинорежиссеры С.А. Герасимов, М.К. Калатозов, А.Г.Зархи и другие. Город во многом терял свои выдающиеся духовные позиции столичного центра.